Дети любви
Шрифт:
– Ну прям как невеста! Ты, девка, замуж, что ли, собралась?
Мэгги натянуто улыбнулась.
– Я и есть невеста. Почему – «как»?
– Потому что невесты сияют от счастья, переполнены восторгом, трепещут в предвкушении.
– Я сияю. И трепещу. Только… Я не могу принять такой дорогущий подарок.
– Можешь. Я не-на-ви-жу дарить никому не нужные сковородки, кофемолки, пароварки и сервизы на восемнадцать персон. А твоя сестрица Морин конвертики с деньгами не признает, говорит, что это пошло. Так что прими это от нас обеих в качестве…
Продавщица робко вклинилась в разговор:
– И, потом, вы сможете носить его по другим торжественным поводам…
Морин, Рози и Мэгги переглянулись – и дружно расхохотались. Продавщица смирилась с очевидным фактом, что ей достались сумасшедшие покупательницы.
Морин отсмеялась и обняла Мэгги за плечи.
– Это было здорово, Мэгги. Готовить дом к празднику, мыть, скрести, красить, переставлять мебель. Лучшее время в нашей жизни. Правда, Рози?
– Знаешь, дорогуша, неприятно об этом говорить, но… Для меня – точно. Я страшно рада, что ты этим всем занималась. Потому как я-то как раз ненавижу убираться – а тут две свадьбы за одну неделю!!!
Мэгги не сказала ничего. Только вскинула на сестру и новую подругу огромные, тоскливые, как сама тоска, глаза.
И продавщица подумала, что в жизни не видела таких печальных невест.
16
Едва Морин успела закрыть за собой дверь, вернувшись после встречи с Диком и разговора с Лукрецией Пирелли, в дверь снова позвонили.
Крайне прыщавый и меланхоличный подросток в форменном комбинезоне самозабвенно ковырял в зубах ключами от машины, привалившись к двери. При виде Морин он принял вертикальное положение, убрал ключи и ослепительно улыбнулся, явив миру стальные брекеты и розовые десны.
– Я привез ваши цветы, мэм.
Мэгги вылетела из спальни на втором этаже, вцепилась в перила. Надежда умирает последней… Мэгги замерла на самом верху лестницы, прижав руки к груди.
– Цветы??
– Ну да. Ваш заказ.
Мэгги окончательно смирилась с поражением.
– Мы не заказывали цветы.
Прыщавый отрок извлек из кармана накладную и прочитал ее про себя, беззвучно шевеля губами. Морин в это время выключила фонарь – на улице вовсю светило солнце. Наконец посыльный снова уставился на нее.
– Вы Рози Каллаган?
– Нет, я…
– Тогда не остается ничего другого, как уносить свою задницу!
– Повремени, сынок! Лучше двигай своей задницей пошустрее, потому что тебе предстоит перенести все эти цветы в дом.
Морин заинтересовало выражение лица прыщавого парня, и она обернулась. Вообще-то, его можно было понять.
Рози Каллаган стояла в дверях во всем своем утреннем великолепии. Грива светлых кудряшек ниспадала на плечи и роскошный бюст, весьма небрежно прикрытые полупрозрачным пеньюаром, который к тому же распахнулся внизу, являя миру – и посыльному – крепкие ножки профессиональной барменши, вышагивающей за день не менее пятнадцати миль, как утверждает
Посыльный ошарашенно кивнул и нетвердой походкой отправился за цветами. Морин хихикнула.
– Рози, как тебе не стыдно? Совращать мальчишку, который еще даже не знает, как правильно писать слово «секс»…
– Во дает! Ты серьезно, дорогуша? Да этот мальчонка знает столько, сколько тебе и не снилось! Это же новое поколение. Их учат пользоваться презервативом раньше, чем они научатся писать и читать. Для них в жизни не осталось приятных сюрпризов, исключительно неприятные!
– Тебе точно нужно заняться ток-шоу.
– Хорошо, только попозже, ладно? Сегодня самый лучший – или самый худший, это как пойдет, – день в жизни твоей сестры.
– Ой! Рози, сколько же здесь цветов…
Посыльного можно было узнать только по ногам. Весь его верх прикрывали пачки увязанных в дюжины роз. Отважный юноша пытался пролезть с ними в дверь, но пока ему это не удавалось.
– Рози, зачем… Я хотела, чтоб все было скромно…
– Мэгги, детка, у меня нет дочерей, и потому позволь уж мне хоть сестру моей подруги выдать замуж так, как я хочу.
Слезы благодарности заблестели в глазах Мэгги, она порывисто обняла Рози.
– За последние три дня я плакала больше, чем за всю жизнь!
– Зато могу поспорить, что и смеялась ты тоже чаще! Так что все в порядке.
Едва они начали помогать посыльному разворачивать цветы, как звонок вновь залился трелью. Все четверо обернулись – и увидели, что перед открытой дверью стоит Бенжамен Кранц, а на газоне возле крыльца смирно ожидают Ханна и Джозеф, чисто умытые и наряженные в парадные костюмы. Мэгги нахмурилась и поинтересовалась с некоторым вызовом:
– Ну и чего ты, интересно, ждешь, Бенни-бой? Дверь открыта, если ты не понял, забирай детей и входи.
– Я просто не был уверен, что…
– Ой, заткнись и входи. И перестань рыскать глазами и краснеть! Это Рози, и она не голая, а в утреннем неглиже! И Морин тоже. У тебя прямо непристойное выражение лица, как у маньяка…
Рози уставилась на профессора:
– Док, а чего это ты приперся, прости мой французский, ни свет ни заря? Ты что, не знаешь самую страшную на свете примету? Вот жених увидит невесту до свадьбы, и будет ему…
Бен Кранц даже побледнел от волнения. Похоже, он всерьез воспринял дурачества Рози.
– Нет, я слышал, но я думал, это не считается? То есть считается, когда невеста уже в подвенечном платье, а так…
– Успокойся, Бен. Это просто глупое старое суеверие. Я шучу.
Лицо Бена немедленно просветлело, а Рози распорядилась:
– Ладно, раз уж ты здесь, помогай этому юному цветоносцу распихать розы по вазам и банкам, а потом расставь стулья в гостиной.
Бен покладисто кивнул, но судьбу искушать не стал и глаз на Мэгги на всякий случай так и не поднял. Джозеф вызвался пойти с отцом, а вот Ханна увязалась за Мэгги и Морин, с обожанием глядя на них снизу вверх.