Дети Мевы

Талан Ольга

– Замечательно. Создай ей эту потребность.

– Ээээ…

Создать? Напасть на планету?

– Найми каких-нибудь оборванцев. Тихо и аккуратно. Пусть побуянят.

– Есть, командор.

В качестве оборванцев, я выбрал Тиранских бандитов. Чётко проинструктировал их, как именно буянить, чтобы и напугать, и не навредить особо. Неолетанские хаймовые планеты, это что наши тренировочные базы – толпы детей и всего пара взрослых воинов. Палить по таким планетам просто гадко.

Бандиты отбуянили, согласно программе.

На следующий день

мне пришёл вызов в штаб командования братства:

– И зачем я им понадобился?

– По инциденту с Тиранскими бандитами в порту Энастении, – Раверстон преспокойно прихлебнул чай из тяжёлой синей чашки. – К ним сегодня нагрянула Энастения и требует объяснений.

Я ошарашено замер:

– И что я им скажу?

– Что мы не имеем к этому никакого отношения.

– Но…

Раверстон поднял на меня хмурый взгляд:

– Ты хочешь поссорить братство с выгодным союзником?

Я сглотнул. Приказ Раверстона абсолютно прозрачен: я должен соврать Энастение и командованию в штабе, сказав, что мы не имеем никакого отношения к инциденту, который сами устроили. И это уже – не лавирование между правдой и ложью, не ввод в заблуждение, это будет прямая откровенная ложь.

Я опустился в кресло:

– Командор, я не смогу…

Раверстон развернулся ко мне резко, так, что его худое лицо просто нависло надо мной:

– Парень, мы тут не в куклы играем! Ты поедешь в штаб, встанешь перед этой грёбаной Великой и спокойно заявишь ей, что Даккар не причастен к тому, что у неё стряслось. А ещё намекнёшь, что согласилась бы на присутствие наших солдат в порту – ничего бы не было. Это приказ! Нарушение приказа считается изменой! Понял?

Я обречённо кивнул.

– Ну, вот и молодец. Вали выполнять!

Я вышел из кабинета командира и, прислонившись к стене, тихо сполз на пол.

И что мне теперь делать? Приказ командира или даккарская честь… Нарушение приказа – измена. Лишение всего. Теоретически расстрел, только меня нельзя расстрелять. Значит… им придётся пофантазировать, как избавиться от меня окончательно. Выполнить этот приказ – значит растоптать остатки своей чести … Осталось ли там, вообще, что-нибудь? Невелар прав, пауки снова дали мне ордена, чтобы использовать для грязных махинаций.

Марика:

Лишь формально постучавшись, я толкнула дверь в спальню Элни. Он сидел у зеркала, разбирая сложную причёску. Тонкие белые пряди по одной падали на плечи. У него, оказывается, длинные волосы!

Он не сразу заметил меня, а когда заметил, испуганно, подскочил, вытирая глаза. Ещё один расплакавшийся мужчина! Эпидемия, блин!

Я приподняла его за подбородок:

– Что тебя так расстроило?

– Прости, Аэр, это я сам.

– Так что?

Он опустил глаза в пол:

– Я подумал, что ты не придёшь ко мне сегодня. Прости, пожалуйста, – он совсем сжался и опустился на коленки.

Да, самый шикарный способ выразить своё пренебрежение мужчине, это в его первую брачную ночь отправиться спать с другим.

Я рывком поставила Элни обратно на ноги. По одной выдернула оставшиеся шпильки из его причёски. Волосы рассыпались по плечам. Длинные совсем светлые тонкие мягкие пряди. Он, замерев, смотрел, как я, играя, пропускаю их между пальцами.

– И зачем ты их прячешь?

Тонкие черты лица, бледно-голубые глаза, поднятые на меня со страхом и смирением. Я развязала пояс на тонком шёлковом халате, и он послушно упал на пол, обнажив хрупкую мальчишескую фигуру. Да, Архо его одним пальцем пополам переломает. Надо потом придумать что-нибудь.

Рука скользнула по шее, груди. От лёгкого касания он испуганно напрягся. Блин, ну ведь не шестнадцать лет же! Что я так маньячку-извращенку напоминаю, чтобы меня бояться? Но спрашивать не стала. Ещё порция извинения, с падением на колени, добьет меня окончательно. Вообще, мозги в спальне ему, явно, вредят.

Я подняла парня за плечи, поставив его на край кровати. Так хоть нагибаться, чтобы поцеловать, не надо. От прикосновения губ Элни зажмурился. М-да, не знаю, на ком он был женат, но целоваться она его не научила. Я стянула с него широкие спальные штанишки. Ого, зато природа его сложила очень даже. А целоваться, и не только, я и сама научить могу. Даже приятней будет думать, что до меня он толком ни с кем и не целовался.

Я опустила парня на кровать, продолжая целовать. Он совсем сжался, только что не дрожал от страха. Рррр! Блин, достали плачущие, падающие на колени и чуть что пугающиеся мужчины. Монстром себя чувствую! Всё, трахаться и спать!

Утром я унеслась в офис с утра пораньше, во избежание трагедий забрав Архо с собой. Простое и гениальное решение: Архо целый день, счастливый, обнимал мои коленки, а я была абсолютно спокойна, что он сегодня никого не убьет.

Вечер меня откровенно порадовал. Меня встречали от самого крыльца. Мне улыбались. Меня ждал накрытый по всем правилам ужин, и мне никто и слова не сказал, что я проигнорировала суперполезную фасоль. Терпеть её не могу! Мне ласково рассказывали маленькие хохмы о детях, ни в чём не упрекали и не спорили. Вообще, женщины были какие-то очень смирные и с осторожностью косились на Элни. А он спокойно сидел в уголке на полу, слушая мой рассказ о происшествиях в городе. Стоит ли упоминать, что он распустил волосы, и они крупными прядями струились по плечам. Я же сказала, что мне больше нравятся распущенные! Раб и господин в одном лице.

Роджер:

Через два часа я был в штабе братства. Крики Энастении были слышны ещё в коридоре.

– Парень, я припру вас к стенке! Вы всю защиту потеряете!

О моём появлении доложили, и генерал, всё это время терпеливо выслушивающий вопли, сразу оживился:

– Сейчас всё разъяснится. Я вызвал человека из штаба разведки, сейчас он обо всём нас проинформирует.

Энастения развернулась как раз в тот момент, когда я входил:

– Роджер?