Дети на дороге
Шрифт:
Его лишили всех родительских прав. Ему нельзя было ни видеться с ребёнком, ни поддерживать какой-либо контакт. За всем этим виделась твёрдая рука тестя – того самого, который отрёкся от своей дочери годом ранее.
Был ещё один интересный эпизод, нечёткий как старая фотография: малыш в пёстрой вязаной шапочке гуляет перед девятиэтажным домом. Пьяный дядя подходит к малышу. Малыш, увидев пьяного дядю, начинает плакать и кричать…
А из дома появляется дедушка
Джазу сделали предупреждение. Как если бы показали красную карточку в футбольном матче…
– Ни пуха, – лаконично сказал ему Боря и уехал на своём стареньком «Жигулёнке». Джаз посмотрел по сторонам и, игнорируя пешеходные дорожки, прямо по сухой траве устремился в глубину парка. Была половина девятого утра. Джаз чувствовал себя возбужденно, вместе с тем, сильно нервничал, ему по-прежнему казалось, что всё прошло уж слишком гладко.
Она снизошла до того, чтобы дать ему один раз увидеться с сыном. Он не собирался ничего делать, ни глупого, ни разумного, так как за прошедшую ночь дошёл до состояния, которое называется «хоть верёвки вей». Джаз усмехнулся и без труда нашёл сквер, о котором Стива так долго рассказывал ему накануне.
Докурив первую сигарету, Джаз прикурил от неё вторую. Вторую сигарету он докурил до фильтра, обжёг пальцы и губы. Напугал едва ли не до смерти старушку банальным вопросом о времени.
Джаз нервничал.
Он не хотел закончить свою жизнь так, как закончил её Серега; вместе с тем, он не хотел строить семейную жизнь на деньги родителей жены. А в этой стране самостоятельной семье места не было.
На заводе, сразу за парком, загудел гудок – ровно десять. Сквер остался без изменений, здесь была только осень и Джаз. Это обман, мелькнуло у него в голове, ты ведь поверил ей на слово, Стива? Не взяв никаких письменных обязательств? Если бы она назначила свидание на Луне, Джаз без труда добрался бы туда в течении одной ночи. Так что парк – не самый худший вариант… Стива, почему ты не взял… А может она где-то рядом, сидит и смеётся?
Джаз испуганно завертел головой по сторонам. Ага, вон она, в маскхалате за кустом шиповника, а рядом с нею ее чокнутый папаша…
И тут произошло чудо.
Прямо перед Джазом, на дорожке, появился мальчик лет пяти в пёстрой, ярко-синей курточке, в красной, с помпоном, шапочке и подвязанный в тон шапочке шарфом. Мальчик обернулся в ту сторону, откуда он появился и наклонился к небольшой лужице у бордюра. Послышался женский приятный голос:
– Женя, отойди от лужи…
Каким-то невероятным усилием Джазу всё же удалось встать в полный рост и сделать четыре, невероятно больших шага. Не он приблизился к малышу, как ему казалось, а его сын приблизился к нему. Из памяти выплыл тот самый эпизод, и Джаз подумал: сейчас он увидит меня, заплачет и убежит. Джаз испугался.
Мальчик Женя обернулся и увидел большого и взрослого мужчину. Он не испугался. Ни капельки. Ему казалось, что этот большой высокий дядя сам боится чего-то.
Тогда Джаз присел и протянул ему ладонь. Малыш посмотрел куда-то в сторону и только после протянул ему свою в ответ.
– Привет, –
– Привет, – ответил малыш, удивительно четко выговаривая слова.
– Как твои дела? – спросил Джаз, просто потому что надо было что-то спрашивать.
– Хорошо, – ответил малыш.
После этого он вырвал руку из ладони Джаза и побежал на небольшую детскую площадку на противоположной стороне от того места, где сидел в ожидании Джаз.
– Джаз, – прозвучало в остановившемся на октябре пространстве.
Джаз обернулся.
– Привет, Ксения, – буква «с» получилась у него несколько длиннее, чем требовалось. Так он произносил её имя всегда.
Стройная, не склонная к полноте фигура. Длинные прямые каштановые волосы. Глаза цвета пасмурного неба полные какой-то доброй иронии. Победительница двух институтских конкурсов красоты. Его бывшая, сначала девушка, потом жена. Человек, искренне веривший в то, что его, Джаза, можно переделать в лучшую сторону.
– Ты по-прежнему пьёшь, Джаз? – спросила она мягким и ровным голосом.
– Есть что предложить? – отозвался он. На Ксению он смотрел не больше минуты, вновь повернулся в сторону детской площадки, наблюдая как Женя штурмует висящие на цепи качели. С корточек, однако, Джаз не встал.
Девушка рассмеялась удивительно мелодичным смехом, приблизилась, остановилась рядом с Джазом. Ему хотелось подойти и помочь своему сыну раскачать качели так, чтобы ребёнок коснулся небес, но какая-то часть говорила ему, что он не имеет на это право. Смотреть – сколько хочешь, помогать – нет.
Джаз почувствовал, как Ксения поправляет его причёску и встал, как можно менее резко.
– Что ты ему обо мне рассказывала? – спросил он, не поворачивая головы.
– О тебе не надо ничего рассказывать, Джаз, – ответила она. – Ты сам – как тяжелый и грустный рассказ… И ты сам его написал.
– Значит, он не знает, кто я такой?
– Нет, – сказала она. – И не узнает никогда. Извини, но я…
– Я понимаю, – перебил её Джаз. – Когда можно будет увидеть его вновь?
Девушка вздохнула.
– Никогда, – произнесла она, и слово прозвучало в воздухе как свист опускающегося топора. Джаз быстро перевёл взгляд на неё.
– Как это?
– Мы уезжаем, Джаз, – сказала Ксения. – Уезжаем туда, где можно прожить нормальной, полноценной жизнью.
Джаз вновь посмотрел на ребёнка. На своего ребёнка.
– Ты оставишь мне адрес? – проговорил он. – Номер телефона?
Она невесело улыбнулась:
– Чтобы однажды увидеть тебя на пороге своего дома?
– Нет, – Джаз помотал головой из стороны в сторону. – Я обещаю…
Ксения посмотрела ему в глаза, всё так же улыбаясь. Что-то общее всё же было между этими тремя людьми, оказавшимся в одно время в осеннем городском парке, какая-то неуловимая гармония. Это называлось…
Вернувшись домой, Джаз снял плащ, разулся, поставил перед раскрытым окном самый скрипучий стул и, закинув ноги на подоконник, уставился в разгоравшийся золотой листвой осенний день. Чуть позже он обнаружил забытую им кучу детских сладостей на кухонном столе. Когда и где он это приобрёл – Джаз вспомнить не смог…