Дети ночи

Симмонс Дэн

И надо же было Войче выбрать именно эту ночь, чтобы воспротивиться такому будущему нашего ребенка. Я объяснил ей, что ни у ребенка, ни у меня нет выбора: если ему суждено остаться в живых, то он будет пить кровь. Это расстроило Войчу. Мать ее была тайным вампиром и окончила свою жизнь после пыток и обвинения в колдовстве, а Войчу я встретил, когда она предстала перед моим судом и ее ожидала та же участь. Но Войча ни разу не пробовала Причастия. Вместо того чтобы приказать сжечь ее или посадить на кол, я взял ее во дворец, одарил своей благосклонностью и позволил ей стать матерью моих детей. А теперь она отблагодарила меня тем, что, расхаживая вместе со мной по стене, требовала,

чтобы юному Владу было позволено расти без Причастия. Она называла этот обряд святотатством и колдовством. Она сказала, что я такой же стригой, как и ее мать.

В течение нескольких минут я пытался ее урезонить, но приближался час нашего отъезда. Я объявил разговор законченным.

Войча всегда была чрезмерно эмоциональной женщиной, склонной к мелодраматическим эффектам. Вероятно, это было такой же привычкой, как и пристрастие ее матери пить кровь из трупов, что и привело Войчу ко мне в цепях. Теперь она дала волю своим чувствам, вскочила на парапет с обоими детьми на руках, угрожая броситься в пропасть, если я не уступлю ее желанию.

Утомленный ее истерикой, подгоняемый необходимостью покинуть крепость до восхода луны, я запрыгнул на невысокую стену и вырвал детей из ее рук. И тут она потеряла равновесие. Какое-то мгновение мне казалось, что это тоже входит в разыгранное ею представление, но потом я увидел в ее глазах настоящий страх и, перебросив Влада в ту же руку, которой держал Михню, я протянул ей другую.

Кончики наших пальцев соприкоснулись. Она упала назад без единого звука, исчезнув в кромешном мраке, как русалка, нырнувшая в глубину. На мокром камне остался один из ее башмаков. Я хранил его у себя на протяжении трех веков, пока мне не пришлось спасаться из горящего дома во время восстания черни в Париже.

В ту ночь я взял с собой детей и оставил в замке всех остальных. Их преданность ничего не значила для меня. Они ничего не значили для меня.

Одной из причин, побудивших меня выбрать для своих целей крепость Поенари, было ее месторасположение: она возводилась поверх двух разломов в скале, ведущих вниз на глубину более тысячи футов, к пещере, где протекала подземная река. Первая расщелина имела лишь несколько дюймов в поперечнике, но она служила колодцем для забора свежей воды даже во время осады. По второму же разлому, расширенному с помощью работников, умерших вместе с боярами, перестраивавшими Замок Дракулы в ту давнюю Пасху 1456 года, мог пробраться взрослый мужчина, держась за стальные тросы и ступеньки.

Внизу, в потаенной пещере, выходившей к берегу Ард-жеша на расстоянии, превышавшем милю, ожидали семь добринских братьев с лошадьми, подкованными задом наперед, чтобы сбить с толку погоню. Добринцы провели меня нехоженой долиной, а потом тайными проходами и опасными снежными полями в горах Фэгэраш на север. Если бы не разгар лета, то отход в Трансильванию оказался бы невозможным.

Как только я оказался в Трансильвании, в диких горах к югу от Брашова, я потребовал пергамент из кроличьих шкурок и отписал все земли к северу и западу, насколько хватало взгляда, туповатым добринским братьям. Никто из последующих правителей Валахии, Трансильвании, а теперь – Румынии не посмел ослушаться того указа. Даже Чаушеску, охваченный страстью к систематизации и коллективизации, не тронул этот кусок частной земли своими социалистическими безумствами.

Такова истинная история, хоть я и не представляю, кого она может заинтересовать, включая Семью, забывшую о том, что патриарха нужно уважать и подчиняться ему. Даже несмотря на то, что многие из них – прямые потомки молодого Влада, которого я спас от смерти в ту ночь.

Шум прибывающих членов Семьи прервал

мою полудрему. Сейчас они поднимутся по лестнице, чтобы обмыть меня, нарядить в изящные льняные одеяния и повесить на шею цепь ордена Дракона.

Последняя Церемония. Финальное действо в качестве патриарха.

Глава 37

Кейт и Лучан ехали через Сибиу в угасающем свете дня. Узенькие средневековые улочки выходили на мощеные площади, окруженные домами с подслеповатыми чердачными окошками.

К тому времени, когда закат превратился в серые сумерки, они оказались уже в долине реки Олт, петляющей между отвесными скалами каньона. Местами дорога была широкой, ровно заасфальтированной, с гравиевой обочиной, но иногда на протяжении мили приходилось трястись по грязным колеям, где ремонтные работы начались несколько месяцев, а то и лет тому назад, однако завершить их никто так и не удосужился.

Они объехали стороной промышленный город Рым-нику-Вылча. Бензин в баке заканчивался, а на единственной попавшейся им заправке была очередь примерно на час. Лучан сказал, что знает левую заправку на восточной окраине, и они сделали остановку, чтобы поменяться местами. Румынские женщины редко водили машину, а если они занимали достаточно высокое положение, то предпочитали пользоваться услугами шофера. Лучан уселся за руль, съехал с шоссе на выезде из города и купил пять литровых бутылей бензина с грузовика, стоявшего возле заброшенной штольни.

Уже потом Кейт не раз думала о том, каким роковым образом повлиял на их судьбы простой обмен местами.

Почти сразу за Рымнику-Вылча Лучан свернул с дороги на Питешти на узкое шоссе номер 73-С и, миновав несколько неосвещенных деревень, направился в окутанные тьмой Карпаты. На первую заставу они наткнулись километров через пятнадцать, неподалеку от деревни Тиг-вени, где дорога ответвлялась на восток, в сторону Куртя-де-Арджеш, и на север, к Суйчу.

Лучан выругался. Они только что поднялись на гребень холма за деревней и увидели огни фар, военные грузовики и два черных «мерседеса» возле контрольного пункта. Лучан выключил и без того еле светящиеся фары «дачии», развернулся и поехал обратно. В деревне он свернул в узенькую боковую улочку, больше похожую на тропу. В восьми-десяти домах Тигвени могли жить около сотни человек, но даже в это время вокруг было темно и тихо.

– А теперь что? – шепотом спросила Кейт, хоть и понимала: в машине разговаривать шепотом глупо.

Спортивный пистолет лежал между сиденьями. В сумерках угадывались лишь очертания лица Лучана.

– Еще четырнадцать километров до города Куртя-де-Арджеш, а потом – двадцать три километра к северу по долине в сторону крепости.

– Больше двадцати миль, – прошептала Кейт. – Отсюда не дойти.

Лучан потер щеку.

– Когда я работал в крепости, то регулярно ездил в Рымнику-Вылча за материалами и рабочими. Мост за городом время от времени сносило потоком. – Он хлопнул по рулю. – Ну, держись, крошка.

По-прежнему не включая фар, Лучан погнал «дачию» по колдобистой улочке, затем по какой-то лужайке и выехал на колею, что проходила вдоль реки. Кейт слышала доносившееся из темноты кваканье лягушек, жужжание насекомых и на мгновение представила, что лето еще только наступает, а не уходит.

Лучан остановил машину на широкой полосе гравия у реки и заглушил мотор. Слева от них, в двухстах метрах, ночную темноту прорезали огоньки военной заставы.

– Они проверяют машины на однополосном мосту, – сказал он.