Дети ночных цветов. Том 2
Шрифт:
Бадди ждал ее в кафе. Палермо послал Сэнди принести шерифу завтрак, велев не забыть упомянуть, что это за счет заведения. Впрочем, последнее шериф пропустила мимо ушей.
– Я бы еще заказал блинчики, – посоветовал Бадди Хоскинс, – они сегодня особенно удались Осторе.
– Блинчики? – Нэтти задумалась, растерянно заглядывая ему в тарелку. Блинчики действительно выглядели аппетитно. Шериф жадно втянула носом воздух. Сладкий, цветочный. – Это что, какой-то сироп? – спросила она. – Мне кажется, я уже где-то встречала этот запах… – догадка пришла
– Мой освежитель?
– Мистер Палермо мне так сказал.
– Ну, если сказал… – Хоскинс замялся, опустил голову, небрежно отрезал вилкой кусок блина и отправил себе в рот.
Нэтти почувствовала, как ее рот наполнился слюной, как будто она не ела пару дней, но вот только ничего другого ей есть не хотелось. Лишь эти блинчики. Блинчики и кофе.
– Уже несу! – улыбнулась Сэнди, прочитав ее мысли.
Шериф подумала, что это, должно быть, крайне глупо выглядит со стороны – допрашивать подозреваемого за завтраком, хотела отказаться от заказа, но не смогла.
– Извините, но ничего не могу с собой поделать, – призналась она Хоскинсу, отправляя в рот внушительный кусок принесенного завтрака. Вкус действительно оказался божественным. – Такое чувство, что никогда прежде не ела ничего вкуснее!
– Наш повар – настоящий кудесник, – улыбнулся Хоскинс.
Нэтти кивнула, запила глотком кофе.
– И кофе тоже на уровне.
– И кофе, – Бадди улыбнулся, наблюдая, как она ест. – Так о чем вы хотели поговорить со мной, шериф?
– Поговорить?
– Или вы предпочитаете, чтобы мы сделали это после завтрака?
– Да. Наверное, после! – радостно закивала головой Нэтти, надеясь, что расправившись с блинчиками и кофе, сможет нормально поговорить, но и после завтрака разбежавшиеся мысли так и не смогли собраться воедино.
В голове, казалось, поселился кто-то чужой, начинающий вмешиваться в привычные размышления, как только Нэтти пыталась зацепиться хоть за одну мысль. Бадди сидел напротив и ждал, а она могла говорить лишь о блинчиках и кофе. «Может быть, это солнечный удар?» – с надеждой подумала Нэтти. Что-то или кто-то в голове ухватился за эту идею, убеждая отправиться домой.
«И нужно еще не забыть поблагодарить Хоскинса за совет в выборе завтрака», – напомнила себе Нэтти. Все остальное, о чем она собиралась спросить его, вылетело из головы.
Улыбаясь, она вышла из кафе, села в свою машину и поехала домой, предупредив помощника, что сегодня не выйдет на работу. Приняв холодный душ, Нэтти выпила пару таблеток аспирина и поднялась на чердак – большой дом начал навевать скуку своей пустотой.
– Женщине за сорок остаются лишь картины, – грустно сказала она, разглядывая незаконченный холст.
Нэтти взяла кисть, палитру и попыталась исправить кое-что из того, что ей не нравилось. Время замерло. Когда Нэтти коснулась холста, было позднее утро, а когда услышала телефонный звонок, был уже вечер. Звонил Джек, ее муж, и она долго проговорила с ним, прислушиваясь
«Может быть, позвонить Тиффани в Иллинойс?» – подумала Нэтти, заранее зная, что не станет беспокоить дочь. «В конце концов, у меня есть мои картины». Она прошла на кухню, открыла холодильник, пытаясь решить, что сделать себе на ужин, но поняла, что не голодна, выпила еще две таблетки аспирина и вернулась на чердак.
Мысли в голове путались, но хаоса в них уже не было. «Главное – не потерять счет времени», – сказала себе Нэтти, пытаясь вспомнить, над чем работала последние часы, но так и не смогла. «У меня точно был солнечный удар», – сказала она себе, увидела картины и замерла, решив, что сошла с ума. «Что это? Сон? Безумие?» Десятки созданных за многие годы картин были закрашены черной краской, поверх которой была нарисована еще более черная дверь. Все картины были настолько похожи между собой, что Нэтти вначале не поверила, что могла нарисовать все это.
«Это шутка! Это чья-то глупая шутка!» – на мгновение она поверила, что черные рисунки – всего лишь ксерокопии, которыми кто-то закрыл ее настоящие картины, но надежда рухнула, стоило только подойти ближе. Черная краска была настоящей.
– Но я не могла все это сделать! – простонала Нэтти, вспоминая свои любимые картины, дарившие тепло воспоминаний. – Нет! – она попыталась смыть черную краску, но вместе с черной краской с холста стекало и то, что было на нем прежде. – Нет! Нет! Нет!
Нэтти поняла, что не осталось ни одной картины, которую бы она не попыталась спасти, упала на колени и тихо заплакала. Позже она свернулась калачиком и заснула.
Во сне Нэтти видела свои картины – черный фон и далекую черную дверь, словно утопленную где-то в этом черном фоне. Она даже не могла понять, спит или же просто грустит о том, что сделала. Несколько раз Нэтти пыталась открыть глаза, но удалось ей это лишь ближе к утру. Она поднялась и, не глядя на испорченные картины, покинула чердак. Тело было испачкано краской, и Нэтти долго стояла под горячим душем, снова и снова намыливая себя и наблюдая, как белая пена стекает по загорелой коже. Позже она приготовила завтрак и заставила себя поесть, оделась и отправилась к знакомому врачу в Честон.
Он потратил на осмотр больше двух часов, но так ничего и не нашел, осторожно спросив, в чем причина подобного обследования. Нэтти помялась, но затем все-таки решила рассказать.
– Может быть, у меня шизофрения или как там это у вас называется? – спросила она, настояв на дополнительном обследовании.
Но новые анализы и направления к другим врачам ничего не дали – она была здорова. Психотерапевт, к которому Нэтти записалась на прием, потратив почти две недели на ничего не давшие обследования, долго слушал ее, затем посоветовал завести собаку или любовника. Нэтти послала его к черту и на следующий день вышла на работу.