Дети погибели
Шрифт:
– А мы, значит, как кошки… Двунадесять жизней у нас… – прохрипел Убивец. Подумал и добавил: – Жаль вот, не велено было всех разом и порешить. Детишков-то давить – плёвое дело… Возьмёшь, это, его за шейку. А она ровно у гусёнка – хрусть…
Убивец внезапно закрыл глаза.
Веки у него были синими.
Комаров выпрямился. Лицо его выражало отвращение.
– Эй, караульный! Зови скорее доктора. Кончился он, что ли…
Глава 9
НАБЕРЕЖНАЯ
Май 1879 года.
– Садитесь, господин Суханов, – сухо сказал Комаров. – Значит, вы утверждаете, что оказались в Петергофе случайно?
– Именно это я и утверждаю, – ответил Николай. Голова у него была перебинтована, под глазами – темно-зеленые кровоподтёки.
– И в экипаж вместе с террористами сели случайно?
– Никаких террористов я не знаю… – хмуро отозвался Суханов. – По-моему, это именно меня за террориста посчитали. Приложили прикладом…
Комаров, как бы извиняясь, развёл руками.
– Согласен, перестарались. Однако у нас были все основания полагать, что в нанятом экипаже оказались террористы, коих и был отдан приказ арестовать.
– Арестовать, – повторил Суханов. – А может, поубивать?
Комаров поморщился.
– Убивать никто никого не собирался. Насколько я знаю, первым оружие достала террористка, известная нам под именем Надежды Степановой, а также «Соньки».
– И как это вы оружие разглядели в темноте-то… – заметил Суханов и осторожно потрогал голову.
– Ну, вы же как-то разглядели…
Комаров покопался в бумагах, вытянул лист.
– Вот показания. По свидетельству жандармов Яковлева и Скоробогатова, выглянув из экипажа, вы крикнули: «Ловушка, жандармы!»
Суханов промолчал.
– Так кричали вы это, или нет?
– Не помню, ваше превосходительство, что я кричал. Только в темноте всякое могло померещиться. Если бы я закричал: «Караул, убивают!» – господа жандармы это тоже на свой счёт бы приняли?
Комаров взглянул на писаря, жандармского унтер-офицера. Покивал.
– Тем не менее, вы крикнули не «Караул, убивают!»… Хотите очной ставки с Яковлевым и Скоробогатовым? Или довольно будет их запротоколированных показаний?
Суханов подумал:
– Честно сказать, я не помню, что кричал. Обстановка была такая – что угодно могло прийти в голову…
– Однако, ловко… – Комаров пододвинул к себе бумагу. – Желаете взглянуть на показания указанных жандармов?
– Не желаю…
– Таким образом, вы признаёте, что крикнули именно «Ловушка, жандармы!», а не что-то иное. Правильно я вас понял?
– Понимайте как хотите.
Комаров построжел.
– Ваши ответы, господин Суханов, не делают вам чести как морскому офицеру.
Николай вспыхнул, привстал.
– А ваши вопросы? Они вам делают честь как высшему офицеру жандармского корпуса?
Комаров оттолкнулся от стола.
– Уф-ф… Я лишь уличил вас во лжи. И это – моя прямая обязанность, господин минный
Суханов насупился.
– Я уже рассказывал, как на меня набросились, сбили с ног, затем ударили прикладом по голове. Вы называете это арестом?
– Естественно. Ведь у лиц, которых надлежало арестовать, имелось оружие.
– У меня никакого оружия, кроме кортика, не было, – возразил Суханов.
– А может быть, вы заранее выбросили револьвер?
– Это домыслы. Говорите о фактах.
– Хорошо, – лицо Комарова пошло красными пятнами. – У нас есть показания ещё одного человека. И они недвусмысленно указывают на то, что вы хорошо знали террористку Степанову.
– Знал, – подтвердил Суханов. – Но вовсе не так хорошо, как показалось этому вашему «ещё одному человеку»… А кстати, это не кучер ли?
Комаров понял, что окончательно попал впросак.
«Н-да… Крепкий орешек, – со злостью, смешанной с удивлением, подумал Комаров. – Нужно было проводить дознание обычным порядком. Поручить хотя бы Иноземцеву. Но этот орешек и Иноземцеву не по зубам… Не даётся, подлец, с какой стороны ни зайти!»
– С этой дамой я познакомился на пароходе, – сказал Суханов ровным голосом. – О том, что у неё имелось оружие, или что она была террористкой, я не имел никакого понятия, – Суханов не смотрел на Комарова; казалось, рассказывал для себя самого. Помедлил, а потом неожиданно вскинул голову. – А теперь извольте сказать мне, господин генерал-майор, в чём именно состоит моё преступление. В том, что я оказался в одной компании с террористами? Или в том, что жандармов назвал жандармами, а ловушку – ловушкой? Ведь это была именно ловушка: жандармы дожидались экипаж на лесной дороге. Переодетый кучером агент вместо того чтобы отвезти пассажиров парохода на вокзал (за это он, кстати, просил у нас по два рубля с человека), – привёз нас вместо вокзала в лес…
Суханов замолчал. Он разволновался; от волнения у него разболелась голова, а перед глазами пошли цветные круги. Он с трудом заставил себя сосредоточиться и выговорил:
– И деньги вперёд взял, мерзавец!..
Комаров прокашлялся.
«Действительно, мерзавец!» – подумал он, но не о кучере.
– Ну, вот что, – Комаров перешёл на сугубо официальный тон. – Обвинения вам пока никто не предъявляет. Мы ведём дознание, и вправе задерживать и опрашивать любых лиц, которые имеют касательство до данного дела.
Суханов кивнул.
– И бить прикладом по голове этих самых лиц…
– Ну-с, не забывайтесь! – повысил голос Комаров. – При задержании террористов сейчас возможно всякое. Не только приклады в ход идут, как вы, видимо, слышали, – но и кинжалы с револьверами!
Суханов снова кивнул.
Комаров занервничал.
– Стало быть, до полного выяснения вашей роли во всей этой истории вы будете находиться под стражей.
Суханов скрипнул зубами от боли. Голова уже не болела – раскалывалась на части.