Дети пустоты. Пройти по краю
Шрифт:
– Зачем ты это сделала, Митика? – Ангел схватила сестру за руку, но та ловко вывернулась и выскочила на улицу.
– Извините, мы не знали, что щенят нельзя трогать! – решил принять на себя удар Бруно. – Моя подруга сейчас вернет его в клетку.
Пушистый зверек на руках внезапно задрожал и попытался забиться Женьке за пазуху.
– Уже. Поздно, – с трудом выговорила Терезия, опускаясь на скамью. Русский давался ей тяжелее, чем дочерям. – Он. Стал. Твоим. Девочка.
– Что это значит? – Женька села за стол напротив
– Это значит, что тебе придется его убить, – спокойно объяснила Ангел, устраиваясь рядом с матерью.
– Погодите! Это связано с вашими традициями? Обычаями? – заволновался итальянец. Видно, идея лишить жизни белоснежного малыша ему нравилась не больше, чем Женьке. – Может, есть дугой выход? Это всего лишь щенок!
– Это НЕ щенок! – покачала головой Ангел. – Это детеныш вардака.
Бруно и Женька потрясенно уставились на малыша. Меньше всего он напоминал желтоглазого монстра с торчащими из-под шкуры костями.
– Вардаки очень преданны. Даже после смерти они продолжают служить хозяину, – пояснила девчонка. – Ты дотронулась до него, и он стал твоим. Теперь даже если вардак погибнет, его тело будет всюду ходить за тобой. Пока не развалится. То есть лет десять. Существует только один способ этого не допустить – хозяин должен сам убить своего зверя. Причем, сделать это без помощи оружия, голыми руками.
Женьку затошнило. Она с ужасом представила разлагающуюся тушку щенка, следующего за ней попятам. Но перспектива убить малыша показалась ей в миллион раз отвратительнее.
– Нет! Я не могу! – почти закричала она и крепче прижала трясущийся комок к груди.
– Я. Так. И знала, – старательно выговорила Терезия. – Глупо.
– А зачем его вообще убивать? – вмешался итальянец. – Пусть живет.
– Их рождается слишком много. Всех прокормить просто невозможно. А мертвые звери – источник всяких болезней, – объяснила Ангел. – Поэтому Наместник Исси определил количество вардаков, которые могут остаться в Тимусе. Остальных мы пускаем на мех. У щенков он такой нежный.
Только теперь Женька сообразила, что за белый мех украшает наряды новых знакомых. Ей все меньше и меньше нравились подземные жители, которые предпочитали шить себе одежду из шкурок друзей. Точнее, детенышей друзей.
– Мы усыпляем их еще до того, как они станут чьими-нибудь. Сестренка не может с этим смириться. Она странная – жалеет маленьких. Прошлый раз успела перетрогать всех щенят в помете…
– И что? – разом спросили Бруно и Женя.
– Мы же объяснили. Чтобы вардак. Больше не поднялся. Его должен. Убить. Хозяин. Голыми руками.
По Женькиной спине и шее побежали тысячи невидимых муравьев. Она представила, как девочка с татуировкой на плече душит белых щенят. Одного за другим. Дичь дикая! Неужели у всех Исси протез вместо сердца?
– Я заберу его с собой наверх.
– Наверху он не выживет, – задумчиво сообщила Ангел. – Умрет дня через два.
Щенок ловко вскарабкался на плечо и прижался к шее. Женька почувствовала, как крохотный язычок доверчиво лизнул мочку уха.
– Я не смогу его убить.
– Значит. Тебе. Придется. Остаться. Здесь. Навсегда, – пожала расписными плечами старшая женщина Исси.
В ее волосах болтались тоненькие разноцветные косички. Две желтые, одна голубая. И в ухе, которое иногда появлялось из-за края книги, поблескивали четыре крошечных сережки. Надо же, целых четыре! Богдан как-то на спор с братьями тоже проколол себе мочку уха. Его до сих пор начинало подташнивать, стоило вспомнить мерзкий хруст, который раздался, когда игла прошла половину пути. Немудрено, что на вторую дырку Богдана не хватило. Да и первая потом заросла – ему так и не удалось вдеть в нее сережку.
Ужасно хотелось узнать, сколько дырок у этой девчонки в другом ухе? Богдан вдохнул поглубже, но спросил совсем про другое?
– Что ты читаешь?
– Разве не видно? – она сунула обложку ему под нос. – Сьюзен Коллинз.
– Видно. Но надо же с чего-то начать разговор.
– Можно начать со слова «Привет».
– Тогда ты ответишь «Привет», и придется снова ломать голову, что спрашивать дальше?
– Спроси: «Откуда ты»?
– Откуда ты?
– Из Германии. А ты?
– Из России. Кстати, сколько дырок у тебя в другом ухе?
– Неожиданный ход, – засмеялась незнакомка, продемонстрировав разноцветные брекеты. Богдан никогда таких не видел. На каждом зубе крепление своего цвета: синее, оранжевое, фиолетовое, малиновое… Самое странное, что смотрелся этот винегрет стильно. В смысле, в стиле девчонки. – Представь себе, ни одной. Правда, прикольно?
– Угу. Еще как!
Оба говорили по-английски. Папа был прав: без языка в Европе никуда. Хорошо, что Богдан учил его с трех лет. Мама, всю жизнь преподававшая английский в университете, порой целый день запрещала разговаривать дома по-русски. Уж что-что, а язык Дэвида Бэкхема не имел шансов стать проблемой для ее сыновей.
Автобус с детьми летел по залитой солнцем дороге. Впереди их ждал один из самых известных замков Австрии. Богдан пять раз прочитал его название в буклете, но так и не сумел запомнить.
– Ты из тех, кто, ну… – немка смущенно замолчала. То ли не смогла найти нужное слово, то ли испугалась расстроить своего попутчика.
– Да, я был в Пратере, когда все это произошло.
– Один?
– Нет. С родителями и братьями.
– Они…
– В больнице. Олег с Никитой еще ничего. У одного рука, у другого нога сломана. Ерунда, короче. Бабушка говорит, на них все мигом заживает, даже собаки завидуют. У мамы сотрясение мозга. Тоже не опасно. А вот отец до сих пор в реанимации.