Дети Разума

Кард Орсон Скотт

–  Джейн умирает, - повторила Валентина, - но она может жить, если Эндер дотянется до нее.

–  И что же ты предлагаешь, снова нацепить ему на ухо сережку?
– презрительно поинтересовалась Новинья.

–  Им это давно не нужно, - спокойно ответила Валентина.
– С тех пор, как Эндеру стала ненужной эта жизнь в этом теле.

–  Он еще не такой старый, - возразила Новинья.

–  Всего три тысячи лет, - отозвалась Валентина.

–  Это просто релятивистский эффект. На самом деле ему…

–  Три тысячи лет, - повторила Валентина.
– И почти все это время его семьей было все человечество; он был отцом, отправившимся в деловую поездку,

который время от времени возвращается домой, но когда он дома, он - справедливый судья и щедрый кормилец. Так и случалось всякий раз, когда он снова погружался в человеческий мир и Говорил о чьей-нибудь смерти; он готов был исполнять любые функции семейного человека, потому что семьи у него не было. Он прожил жизнь длиной в три тысячи лет и не видел ей конца. И вот - устал. Поэтому он оставил ту огромную семью и выбрал твою, маленькую; он любил тебя и ради тебя отказался от Джейн, которая была ему как жена все годы его странствий, она, можно сказать, была хранительницей очага, по-матерински опекала триллионы детей, сообщала ему о том, что они делают, заботилась о доме.

–  Да воздается ей за благочестивые дела ее, - ввернула Новинья.

–  Да, она добродетельная женщина. Как ты.

Новинья презрительно вскинула голову:

–  Только не я. Мои благочестивые дела принесли только горе.

–  Но он выбрал тебя и любил, был отцом детям, которые уже дважды теряли отцов, любил их, он и сейчас остается твоим мужем, но дело в том, что тебе он больше не нужен.

–  Как ты можешь говорить такое?
– гневно воскликнула Новинья.
– Как можешь ты знать, что мне нужно!

–  Ты сама это знаешь. Ты знала это, когда пришла сюда.

Ты поняла это, когда Эстевано умер в объятиях того мошеннического отцовского дерева. Твои дети давно уже живут собственными жизнями, и ты не можешь защитить их, и Эндер не может.

Ты до сих пор любишь его, а он тебя, но семейная часть твоей жизни завершилась. Он больше не нужен тебе.

–  Это я никогда не была нужна ему!

–  Он отчаянно в тебе нуждался, - настаивала Валентина.
– Ты была так сильно нужна ему, что ради тебя он отказался от Джейн.

–  Нет, - возразила Новинья.
– Ему нужна была моя потребность в нем. Ему нужно было чувствовать, что он заботится обо мне и защищает меня.

–  Но ведь тебе уже больше не нужны ни его забота, ни защита?

Новинья отрицательно покачала головой.

–  Тогда разбуди его, - попросила Валентина, - и отпусти.

Новинья вдруг вспомнила все случаи, когда ей приходилось хоронить близких. Она вспомнила похороны своих родителей, которые умерли ради спасения Милагра от Десколады во время первой страшной эпидемии. Она подумала о Пипо, замученном, живьем освежеванном свинками, которые думали, что он, как и они, станет деревом, только не выросло ничего, кроме боли, боли в сердце Новиньи, потому что именно она обнаружила то, что направило Пипо к пеквенинос той ночью. А потом был Либо, тоже замученный насмерть, как и его отец, и снова из-за нее. И Маркано, которого она постоянно заставляла страдать, пока наконец он не умер от болезни, которая убивала с детства, и Эстевано, который позволил своей безумной вере привести его к мученичеству, так что теперь он стал венерадо, как и ее родители, и, без сомнения, однажды станет святым, как и они.

–  Мне тошно отпускать людей, - заявила Новинья с горечью.

–  Не понимаю, как это возможно, - снова возразила Валентина.
– Ни про кого из тех, кто у тебя умер, ты не можешь честно сказать; "Я его отпустила". Ты цеплялась за

них зубами и ногтями.

–  И что из того? Все, кого я любила, умирали и бросали меня!

–  Это не оправдание, - твердо сказала Валентина.
– Все умирают. Все уходят. Имеет значение только то, что было создано вами вместе, до того, как они ушли. Имеет значение только та их часть, которая осталась в тебе, когда они ушли. Ты продолжила работу твоих родителей и работу Пипо и Либо, ведь ты подняла детей Либо, разве не так? А частично они были и детьми Маркано, разве нет? Ведь в них осталось что-то и от него, и не только плохое. А что касается Эстевано, то его смерть, как мне кажется, дала хорошие всходы, но вместо того чтобы дать ему уйти, ты продолжаешь злиться на него. Ты злишься из-за того, что он создал нечто более значимое для него, чем сама жизнь. И еще из-за того, что он любил Господа и пеквенинос больше, чем тебя. Ты продолжаешь цепляться за них всех. Ты никого не отпустила.

–  Так ты ненавидишь меня за это? Может быть, ты и права, но такая уж моя жизнь - терять, терять и терять.

–  Почему бы тебе на этот раз, - предложила Валентина, - не отпустить птичку на волю, вместо того чтобы держать ее в клетке, пока она не умрет?

–  Ты делаешь из меня чудовище!
– закричала Новинья.
– Как ты смеешь судить меня!

–  Если бы ты была чудовищем, Эндер не смог бы любить тебя, - сказала Валентина, отвечая спокойствием на ярость.
– Ты не ординарная женщина, Новинья, ты - трагическая личность, ты многого достигла и много страдала, и я уверена, что история твоей жизни станет бередящей душу сагой. Но разве не будет лучше для тебя самой, если ты, пока жива, научишься чему-нибудь новому, кроме одной и той же роли в одной и той же трагедии?

–  Я не хочу, чтобы еще один человек, которого я люблю, умер до меня!
– выкрикнула Новинья.

–  А кто говорил о смерти?
– спросила Валентина.

Дверь в комнату распахнулась. В дверном проеме показалась Пликт.

–  Это я. Что происходит?

–  Она хочет, чтобы я его разбудила, - возбужденно объяснила Новинья, - и сказала ему, что он может умереть.

–  Можно мне посмотреть?
– спросила Пликт.

Новинья схватила графин с водой, стоявший возле нее, и резко плеснула из него в лицо Пликт.

–  Хватит с тебя!
– выкрикнула она.
– Сейчас он мой, а не твой!

Пликт, с которой капала вода, оторопела настолько, что не нашлась, что ответить.

–  Не Пликт забирает его, - сказала Валентина мягко.

–  Она просто такая же, как все, - подбирается к нему, подкрадывается, чтобы отхватить кусок и посмаковать! Все они - просто каннибалы!

–  Что?!
– прошипела Пликт.
– Да ты сама хочешь поживиться за его счет! Только для тебя одной его слишком много! И еще неизвестно, кто хуже - каннибалы, которые ухватят по кусочку там и сям, или каннибалиха, которая для себя одной целого человека припасла, хотя даже не может съесть его целиком!

–  Более отвратительного разговора я еще не слышала, - сказала Валентина, - Она отирается тут месяцами, не спускает с него глаз - настоящий стервятник!
– заявила Новинья.
– Прицепилась к нему, копается в его жизни, десятка слов никогда за раз не сказала. И вот надо же - заговорила и травится теперь своим ядом!

–  Да я только плеснула на тебя твоей собственной желчью, - огрызнулась Пликт.
– Ты просто жадная и озлобленная баба, все время используешь его и ничего не даешь ему взамен, и он сейчас умирает только для того, чтобы избавиться от тебя!