Дети Шини
Шрифт:
И в конце, уже перед уходом, все стали мяться, точно хотели поговорить ещё о чем-то, но не решались начать первыми. Так бывало прежде, когда речь заходила о Кристине.
– И что вы вообще про это думаете?
– спросила я.
– Я - как и раньше, - ответил Герасимов.
– Что она дура. Но то, что всё обошлось это замечательно и то, что мы не такие ублюдки, как сами думали, тоже хорошо.
– А я очень расстроена, - высказалась в
– Ведь, она хотела как лучше, и мы должны её пожалеть.
– А я думаю, что она настоящий ребенок Шини, - сказал Петров, и все согласно кивнули, потому что этим было всё сказано.
К Насте Петров с Герасимовым пошли с удовольствием, а я отказалась, потому что чувствовала себя очень странно: смятенно, разбито и болезненно, точно вот-вот поднимется температура. И долго бродила одна улицам. Что-то более важное, въедливое сидело внутри меня и никак не хотело отпускать, что-то изводящее и мучительное.
Плюхнулась на первую попавшуюся лавочку возле подъезда, закрыла глаза и начала думать про белый замок и белого рыцаря, собирающего мои неприятности под свой волшебный плащ, но избавиться от этого необъяснимого беспокойства никак не получалось.
Тогда я представила, что лежу в мансарде на овечьем коврике, за окном подвывает ветер, сыплется колючий снег, снизу, едва слышно, доносится чья-то болтовня, и мне спокойно и легко, пахнет "белой розой" и вагонкой, а откуда-то совсем рядом из наушников слышится постоянная "pain": "The love that you bring You bring me alone, The pain that you give, Gives me a home" или "She seemed dressed in all of me. Stretched across my shame. All the torment and the pain". И тогда меня, наконец, немного отпустило.
Очнулась я на темной холодной улице и уныло побрела домой, и до самого вечера снова и снова смотрела Петровский ролик "Когда мы были Дети Шини".
А потом решила, что завтра пойду в школу, иначе вся эта необъяснимая неприкаянность окончательно сведет меня с ума.
Мама, правда, начала возмущаться, что я ещё не поправилась, и что я ничего не ем, и что не отдыхаю, и не сплю совсем, и что я вообще на себя не похожа, и что-то ещё. Затем пришла ко мне в комнату и с таким непривычно доверительным видом спросила:
– Тоня, ты уверена, что ничего не хочешь рассказать мне? Что-то, что может с тобой произошло там. Что-то что тебя до сих пор расстраивает и тяготит?
И я ответила, что со мной там столько всего произошло, что одного только волка я теперь всю жизнь помнить буду. Но, чтобы она не волновалась, потому что это постравматический шок, который, как мне сказала та психолог, может длиться около полугода, а то и больше.
Однако маму мои слова не удовлетворили, и она всё равно допытывалась насчет моих заморочек. И я бы ей даже объяснила, если бы сама понимала, о чем говорить.
Сказала
Когда же дверь за ней закрылась, я, как не боролась с собой, всё-таки взяла и написала Вертеру:
Ты гад и предатель!
==========
Глава 47 ==========
На следующий день я действительно пошла в школу.
Меня встретили удивленно, насторожено и с опаской. Буквально все, будь то ученики или учителя смотрели на меня, как на вражеского лазутчика. Хитрого, изворотливого и очень опасного.
Куда бы я ни шла, за мной всё время следовал косяк держащейся на почтительном расстоянии мелочи, те, кто постарше беспрестанно пялились во все глаза, точно на мне ГДЗ написано.
И все будто гадали, не прячу ли я под блузкой автомат и не выхвачу ли я его в один прекрасный момент, чтобы расстрелять всю школу.
Однако мне это было на руку, никаких приставаний и расспросов, почти так, как и было раньше, только тогда я была сама по себе, а теперь у меня появились "сообщники".
С Настей мы мельком увиделись на перемене, но только улыбнулись друг другу на бегу, а ко второму уроку, на английский, неожиданно подвалил Герасимов, хоть и опоздал, но зашел гордый и самоуверенный, ему только молота в руках и рогатого шлема не хватало, вошел и, как обычно буркнув невнятное извинение, сел вместе со мной на последнюю парту.
Татьяна Евгеньевна смерила нас таким опечаленным взглядом, какой обычно бывает, когда люди замечают дырку на любимой вещи, но ничего не сказала.
Затем раздала нам, как и всем, английские газеты, где красным маркером была обведена статья под названием "Polar Bears dying from Global Warming" и выделила пятнадцать минут на то, чтобы прочесть, перевести и подготовиться к её вопросам.
Мы с Герасимовым погрузились в чтение.
Краем глаза я заметила, что он мучается и пообещала, что когда прочту, то перескажу ему содержание, и он обрадованно согласился.
Однако когда я уже собиралась продолжить чтение, то случайно обратила внимание соседнюю статью. Там было что-то про войну на Ближнем Востоке и террористов, но дело было не в этом.
Взгляд внезапно выхватил из всего текста три слова "hollow point bullet", и я моментально вспомнила, как мы с Амелиным мучились с этим "hollow point", и как смешно он произносил это словосочетание и вообще очень смешно говорил по-английски, точно аудио-кассету включили, и пел тогда смешно.