Дети судьбы
Шрифт:
— Джоанна, не раздумывая, приняла бы помощь мисс Никол. Насколько я помню эту старушку, она бы с радостью согласилась красить детскую комнату — не то что менять пелёнки.
— У нас нет детской комнаты, — сказал Флетчер. — Только лишняя комната.
— Тогда эта комната будет превращена в детскую, и Энни захочет, чтобы её заново покрасили, пока она будет ходить по магазинам и выбирать себе новый гардероб.
— У неё уже платьев — больше, чем нужно.
— Ни одна женщина с этим не согласится, — сказал Джимми. — К тому же, через несколько
— Я должен подыскать себе работу официанта или бармена, — сказал Флетчер.
— Но, безусловно, твой отец сможет…
— Я не собираюсь провести всю жизнь, выжимая деньги из моего старика.
— Имей мой отец столько денег, сколько твой, я бы ни дня не работал.
— Нет, если бы ты не работал, Джоанна никогда не согласилась бы выйти за тебя замуж.
— Не думаю, что тебе придётся стать барменом, потому что после твоего триумфа в деле миссис Кирстен ты летом сможешь выбирать любую юридическую работу. И, насколько я знаю мою крошку-сестрёнку, она не допустит, чтобы ты закончил курс не первым. — Джимми помедлил. — Почему бы тебе не поговорить с моей матерью? Она очень помогла Джоанне с кучей домашних проблем и при этом нисколько не казалась навязчивой. Но я бы ожидал чего-нибудь взамен.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Флетчер.
— Ну, для начала, хотя бы как насчёт денег твоего отца? — спросил он с ухмылкой.
Флетчер засмеялся.
— Ты хочешь деньги моего отца за то, чтобы попросить мать помогать её дочери готовиться к родам её внука или внучки? Знаешь, Джимми, я думаю, ты мог бы стать очень успешным адвокатом по бракоразводным делам.
— Я решил баллотироваться в президенты студенческого сената, — объявил Нат, даже не сказав, против кого он собирается выставить свою кандидатуру.
— Это хорошая новость, — сказал Том, — но что думает об этом Су Лин?
— Я бы не сделал даже первого шага, если бы она сама это не предложила. И она также хочет участвовать в кампании. Она хочет отвечать за голосование и за всё, что имеет отношение к цифрам и к статистике.
— Значит, одна проблема уже решена, — сказал Том. — Ты назначил руководителя своей кампании?
— Да, как только ты вернулся в Йель, я думал-думал и решил остановиться на парне по имени Джо Стайн. В прошлом он руководил двумя кампаниями, и, к тому же, он обеспечит нам еврейские голоса.
— А есть евреи в Коннектикутском университете?
— В Америке евреи есть везде, а в нашем колледже их — четыреста восемнадцать, и мне нужны все их голоса.
— Так каково твоё просвещённое мнение относительно будущего Голанских высот? — спросил Том.
— Я даже не знаю, где они находятся, — ответил Нат.
— Значит, к завтрашнему дню тебе надо бы это узнать.
— Интересно, что Эллиот думает о Голанских высотах?
— Бьюсь об заклад: он думает, что они должны всегда оставаться
— А что он будет говорить палестинцам?
— Их в колледже — кот наплакал, так что о них можно не беспокоиться.
— Это, конечно, облегчает положение.
— Теперь ты должен подготовить свою вступительную речь и обдумать, где ты её произнесёшь.
— Я думал про Рассел-холл.
— Но там только четыреста мест. Есть что-нибудь побольше?
— Да, — сказал Нат. — В Ассембли-холле — больше тысячи, и Эллиот уже сделал свою первую ошибку: когда он читал там свою вступительную речь, зал казался полупустым. Нет, я уж лучше выберу зал, где люди будут сидеть на подоконниках и на полу, и даже стоять снаружи, если не попадут внутрь: это произведёт гораздо больше впечатления на голосующих.
— Тогда как можно скорее назначь дату и закажи зал, займись составом своей команды.
— О чём ещё мне нужно побеспокоиться?
— О благодарственной речи, и не забудь поговорить с каждым студентом, которого встретишь — ты помнишь рутину: «Привет, меня зовут Нат Картрайт, я выставляю свою кандидатуру на пост президента сената, так что надеюсь на вашу поддержку». Затем выслушай, что они скажут, потому что если они увидят, что тебя интересуют их взгляды, больше шансов, что они за тебя проголосуют.
— Что-нибудь ещё?
— Без стеснения используй Су Лин и попроси её заняться такой же рутиной со всеми студентками, потому что она теперь — одна из самых популярных женщин в колледже: ещё бы, она осталась в Коннектикуте, когда ей предложили Гарвард.
— Не напоминай мне об этом, — сказал Нат. — Это — всё? Ты, кажется, ничего не упустил.
— Да, я приеду и помогу тебе в последние десять дней семестра, но официально я не могу входить в твою команду.
— Почему?
— Потому что Эллиот всем скажет, что твоей кампанией руководит чужак. И, что ещё хуже, сын банкира-миллионера из Йеля. Не забывай, что ты выиграл бы свою прошлую кампанию, если бы Эллиот тебя не надул, так что будь готов к какому-нибудь грязному трюку с его стороны.
— Какому, например?
— Если бы я мог это предвидеть, я бы руководил штабом президента Никсона.
— Как я выгляжу? — спросила Энни, устраиваясь на переднем сиденье машины и застегивая ремень.
— Ты выглядишь чудесно, дорогая, — ответил Флетчер, даже не взглянув на неё.
— Неправда! Я выгляжу ужасно — и в такой важный день!
— Это, наверно, всего лишь междусобойчик дюжины студентов.
— Сомневаюсь, — сказала Энни. — Это было такое красивое приглашение, написанное от руки, и даже я заметила слова: «Постарайтесь приехать, там будет кое-кто, кого я хочу с вами познакомить».
— Ну, скоро мы узнаем, кто это такой, — сказал Флетчер, паркуя свой старый «форд» позади лимузина, который окружало полдюжины агентов секретной службы.