Дети теней

Грипе Мария

– Я сбегаю за блокнотом, ладно?

– Давай-давай!

Когда я вернулась, он уже с головой был в работе. Взглянул на меня и весело сказал:

– Продолжим наш разговор чуть позже. У меня тут появилась одна идея… Нужно ее развить.

Он протянул мне книгу, и вот какую фразу переписала я в свой блокнот:

Любовь и желание суть одно и то же, ибо человек любит то, чего он желает, и желает того, что любит.

Эмануэль Сведенборг

ГЛАВА

ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Папe было всего три года, когда умер его отец. Он погиб при кораблекрушении на озере Вэттерн, и бабушка осталась одна с пятью детьми. Но это не сломило ее. Она смогла вырастить всех, хотя замуж больше так и не вышла.

Когда дети повзрослели и необходимо было дать им образование, она справилась и с этим. Дом был большим, просторным, с множеством комнат, и какое-то время она жила на то, что брала квартирантов. Сама она считала, что у нее есть талант выкарабкиваться из любых обстоятельств. Так оно и было. Со временем ей даже удалось сделать кое-какие сбережения.

Она была очень энергичной, общительной, и за долгие годы сталкивалась с самыми разными людьми. Изучать людей она любила больше всего на свете.

Теперь, на склоне лет, она жила все в том же доме со своей старой экономкой, Эрной, и двумя служанками. Забавно, что Эрна звала ее «фрекен». Это потому, что она работала в семье еще до того, как бабушка вышла замуж. Значит, Эрна была совсем старушкой, но никто не сказал бы этого, глядя на нее. Для своего возраста она была удивительно подвижной, а ее маленькие глазки замечали любую мелочь.

У бабушки почти всегда были гости, приезжавшие отовсюду, чтобы навестить ее и поболтать о житье-бытье. А еще чтобы повидаться со всеми друзьями и соседями, которые приходили к ней каждый день. Так что временами у бабушки был полон дом гостей, и ей это нравилось.

Но меня перспектива оказаться в большой компании не особенно радовала. Мне хотелось побыть с бабушкой наедине. Каким-то образом она об этом догадалась, и когда я приехала, в доме было пусто. Гостей она пригласила только на вечер, но, видно, почувствовав, что мы с бабушкой хотим остаться вдвоем, они довольно скоро разошлись.

Дедушка принадлежал к старинному роду мореплавателей, и в доме было полно интересных и красивых вещей со всех уголков мира. Чучела экзотических животных, всевозможные морские раковины, географические карты, необычные музыкальные инструменты, книги, газеты, игрушки… В этом доме невозможно было соскучиться.

Но мы большую часть времени проводили на улице, подолгу гуляли и говорили обо всем на свете. Бабушка была замечательной рассказчицей, но с ней не было бы так хорошо, если бы она не умела слушать. Она понимала, что у меня на душе неспокойно, но ни о чем не спрашивала, а ждала, когда я сама об этом заговорю.

Вопрос, который постоянно вертелся у меня на языке, касался, разумеется, меня и Каролины. Действительно ли мы сестры? Вещая Сигрид просила меня это выяснить – ради Каролины.

Теперь Каролина утверждала, что для нее это уже не важно, что наша дружба значит гораздо больше. Но раньше, когда я внушала ей то же самое, она даже

слушать не хотела.

Поэтому я так поразилась, когда она вдруг изменила свою точку зрения. Сначала мне даже стало обидно: выходит, Каролина больше не хочет быть моей сестрой? И в то же время я понимала, насколько глупо это выглядит. Теперь, когда Каролина наконец-то отказалась от мыслей о папе и нашем тайном родстве – чего я добивалась, – для меня это стало почти что навязчивой идеей. Но, так или иначе, я чувствовала, что когда-нибудь должна докопаться до правды.

Но разговора о Каролине никак не получалось. Не знаю почему, и уж точно не по вине бабушки, но в основном мы говорили о саде. Мне ведь нужно было сделать фотографии для папы. Я очень старалась и не расставалась с камерой, так что бабушке то и дело приходилось покупать для меня пленку.

Однажды после завтрака, когда на улице было тепло и солнечно, бабушка вызвала пролетку, чтобы съездить в небольшой деревенский трактир. Он находился в красивой местности, и папа любил бывать там раньше, когда навещал бабушку. Мы собирались там пообедать. Трактир находился примерно в десяти километрах от города, и пейзажи по дороге были чудные, а последний отрезок пути пролегал по лесу, похожему на парк.

Лошади споро бежали по укатанной дороге, и деревья, в основном березы, поднимались с обеих сторон из мягкой зелени, словно белые колонны. Мы были уже почти у цели, но здесь царили такая красота и покой, что я попросила бабушку сделать небольшую остановку.

Она согласилась. До трактира отсюда уже и пешком было рукой подать. Бабушка отпустила пролетку, и мы остались вдвоем. Заехать за нами должны были лишь через несколько часов. Бабушка эта прогулка нравилась не меньше моего. На ней была большая белая шляпа с красивыми цветами на тулье и легкой лентой, завязанной под подбородком. Радуясь, как ребенок, она быстро пошла по тропинке между деревьями.

Я стояла на месте, вдыхая свежий лесной аромат. А когда оглянулась, бабушки нигде не было, и я громко позвала ее. Она оказалась недалеко.

– Давай погуляем! – крикнула она в ответ. – Я здесь давно не была, и спешить нам некуда.

Я побежала туда, откуда слышался голос, это должно было быть совсем рядом, но бабушку я не увидела. Пряжка на одном башмаке у меня расстегнулась, и я крикнула, чтобы бабушка меня подождала.

В то же мгновение я заметила ее в просвете между деревьями. Она стояла на залитой солнцем полянке, небольшом пятачке среди леса, обрамленном великолепными старыми липами.

– Бабушка, можно я тебя сниму?

– Конечно, я люблю позировать! – засмеялась она и спросила, как именно ей нужно стать.

– Подожди секундочку! Сейчас, пряжку застегну…

Я положила камеру на землю и нагнулась над башмаком. А когда поднялась, меня охватило странное чувство. Время точно остановилось, и вдруг почудилось, что это место мне хорошо знакомо. Но это было невозможно: я точно знала, что никогда не была здесь раньше.

Бабушка стояла, освещенная солнцем, на фоне мощных стволов, а на переднем плане была скамейка. Каменная скамейка.