Дети утренней звезды
Шрифт:
– Ты слишком умна, – процедил колдун. – Беренгар согласился сразу.
– Беренгар старенький, он хочет прожить подольше, ему бессмертие подавай. А это скучно…
– Скучно?! – Фреймус даже приподнялся в кресле. – Мы ведем речь об окончательной победе адептов! О том, что очень скоро Темное искусство будет править миром, и это правление не прекратится никогда, потому что так будет устроен мир!
– Ну-ну, не кипятись. – Она нагнулась, коснулась губами его губ, выдохнула: – А может быть, я стану не просто твоим генералом,
Сладкий тонкий запах плыл от нее, щекотал нос, затекал внутрь, молекула за молекулой проникая в мозг.
– Хорошая попытка, Катарина, – в голосе его звучала приглушенная злость. Колдунья отпрянула. – Я в тебе не ошибся, ты одна из лучших… – в глазах Фреймуса сверкали красные искры.
Катарина отшатнулась, страх пробежал по ее смуглому лицу – как птичья тень по песку: мгновение – и она вновь владеет собой.
– Ты и сам решился на трансмутацию? Ах, Альберт…
Фреймус встал. Кожа его светилась, точно облитая багровым заревом пожаров.
– Хочешь победить – не оглядывайся, не сожалей, не раздумывай над принятым решением. Одурманить меня, Катарина? Самонадеянно!
Катарина развела руками, мирно улыбнулась:
– Признаю поражение, мастер Фреймус. Надеюсь, вы не сердитесь на эту небольшую шалость?
– Зависит от твоего ответа, Катарина, – колдун разгорался, как свеча, профессор фон Клеттенберг незаметно отодвигалась.
– Разумеется, теперь я хочу досмотреть этот спектакль до конца, а лучший вид – в твоей ложе.
Фреймус сел обратно. Нервно постучал пальцами по колену:
– Беренгар попытался проникнуть в мое личное хранилище в тот же вечер, как приехал.
– Бедняжка. Говорю же, старенький, долго ждать не может. Скажи, Альберт, каково это – чувствовать камень внутри себя?
Багровый свет расточился, укрылся в глубине зрачков Фреймуса, мерцал острыми искрами. Поворот головы, мгновенный укол света, и глава ковена сказал:
– Это жарко. Materia prima… Некоторые алхимики отождествляют ее со ртутью, или с серой, или со свинцом, другие – с водой, с солью, с огнем. Третьи еще и с землей, с кровью, с молодильной водой, с небом, с матерью, с луной, с драконом, с хаосом или…
– … с Богом, – закончила за него Катарина. – Мы оба знаем древние тексты. Хочешь сказать, его ты получил от Бога?
– Только не от того, о котором ты говоришь, – подтвердил Фреймус. – Оставь сказки симплам, как выражается молодежь.
Катарина выпрямилась.
– Значит, не врут, – с восторгом прошептала она. – Ты нашел способ заглянуть за Барьер? Получил ответ из Скрытых земель?
– Хорошо, что ты умная, – Фреймус прикрыл глаза. – Ничего объяснять не надо. Я близок, Катарина, еще немного времени и сил, и все изменится. И как утомляют мелкие интриги, подобные твоей!
Катарина села возле него, прильнула губами к сухой руке:
– Альберт, не сердись. Я такая, и ты знал это, приглашая меня.
Глава
Одна половина казарм была отведена под манеж, где и происходили разного рода тренировки, во второй половине, отгороженной стеной, перевертыши отдыхали от дежурства, в казарме, на железных двухъярусных кроватях. Травили байки, пили припасенное пиво, дымили вовсю. Наемники.
Вечерело, сквозь узкие окна солнце пронизывало золотые струны, зал был темен, гулок, пуст. У стены, ближе ко входу в казармы, стояла клетка. У входа стул, он давно остыл. Судя по приглушенным взрывам смеха, сторож удалился к товарищам в казармы. Грязное тряпье на полу, деревянный топчан. Человек лежал, отвернувшись от всех, уставился в стену.
Дженни двигалась неслышно, опилки скрадывали ее шаги. Она провела пальцами по клетке. Пленник не пошевелился.
Дженни провела по прутьям еще раз.
– Проваливай, – хрипло сказал Страж, не поворачиваясь. По-английски он говорил с чудовищным акцентом, но Дженни понимала его без труда, ясный взор передавал все оттенки.
«Какой язык для него родной? Какой-то из славянских?»
Здесь было полно камер, наверняка они записывали и звук и могли прочесть движение ее губ. Как ей связаться с ним?
– Из какого ты Магуса?
– Проваливай, я сказал, завтра приходи поиграть!
Сейчас его пламя жизни горело едва-едва, но он оставался Стражем, Дженни видела это так же отчетливо, как и каждую ворсинку на его драном свитере. С ее зрением вообще творилось в последние дни странное, будто изнутри порой к зрачкам подносили лупу. С чем это может быть связано, Дженни даже не хотела думать.
– Не понимаю… – пробормотала Дженни. – Я видела твой бой. Ты же можешь сломать эту клетку в два счета. Почему не убежишь?
Страж повернулся:
– Это такая проверка? Передай мистеру Фреймусу, что наша договоренность в силе. Ничего не изменилось.
Ее швыряло то в жар, то в холод. Плевать на камеры! Она вцепилась в прутья клетки:
– Почему ты не уйдешь?!
– Чего тебе надо, ненормальная? – Страж сел, уткнул лицо в широкие, как лопаты, руки. – Поспать не даешь. Иди играй со своими ядами и трупами, ведьма!
«Надо успокоиться…»
– Как тебя зовут? – спросила Дженни. Она чуть заметно повела пальцем, грязные опилки зашуршали. Страж отнял ладони от лица, непонимающе посмотрел под ноги.
– Подарок на Рождество подарить хочешь? Знаешь, видал я…
Страж замолчал, кровь отлила от его мясистых щек, он уткнулся взглядом в пол, где черные истоптанные опилки складывались в едва различимую надпись.
– Шандор… – он облизнул толстые губы. – Шандор Гайду.
Сердце у Дженни кольнуло. Это венгерское имя!