Дети вечного марта. Книга 1
Шрифт:
— Главное отличие — принцип питания и воспроизводства! — Скрипел Аграм. — Ползучник накапливает хлорофилл в листьях исключительно во время грозы; береза — посредством солнечного света.
— Эволюция все спишет! — Шипел Мараведишь. Кстати, Тутанх считал, что Камишер — тоже следствие гигантского прорыва, как и Западный регион. Если центр населяли аллари, то запад — исключительно люди.
— А восток? — Подковыривал Камибарам.
— Духи! — ерничал Аграм, вставал, поскрипывая суставами, и уходил, оставляя оппонента, метаться по аудитории.
Пришли. Во внутреннем дворике имелась выгородка, примыкающая к старому
В клетке стоял человек. Человек? Эда передернуло. Ухватившееся за прутья решетки существо, только отдаленно напоминало человека, как и аллари, впрочем. Две ноги, две руки, голова. На макушке из спутанной, мелко вьющейся шевелюры выглядывали два острых рога. Вниз от подглазий торчали загнутые не то бивни, не то усы. Они стукнули, когда пришелец коснулся решетки физиономией. Настил под его ногами дрожал. Но по нему топали отнюдь не сапоги. Конечности на пятке имели круглые копыта, а спереди пальцы с когтями. Середки же у него не было вовсе! Ни хрена себе! По бокам от ребер к тазу шли две массивные костяные дуги. Вместо живота зияла дыра.
— За последние два года этот — четвертый, — зарычал Пелинор. — А ты говоришь, открой границу! Знаешь, чем он питается? Кровью! У него и зубов-то всего два — только надкусить.
Дайрен заметил, что существо прислушивается к их разговору. Оно было разумно, но одновременно, беспросветно дико. На полу клетки валялись ошметки шкуры и куски мяса.
— Посмотри, посмотри! — ткнул пальцем князь. — Когда рогатого окружили, он как раз косулю пополам разодрал и присосался. Не смогли отобрать.
— Санька, — позвал Эд. — Ты таких встречал?
— Нет, — подавленно отозвался кот. Парень слегка пригнулся, спружинил колени. Случись, пришельцу освободиться из клетки — задерет. Эд и себя поймал на том, что дергает верхней губой — клыки наголо. Поодаль топтались до зубов вооруженные люди из охраны.
— Судя по частоте прорывов, да по тому, что в них лезет, граница становится более проницаемой, — рычал Пелинор. — А вы там, в директории, в игрушки играетесь! Герцог, его подлая светлость, дождется, что такие твари хлынут потоком.
— Влад, опасность существовала всегда. Кто знает, какие еще формы жизни видели эти леса за прошедшие тысячелетия. Но ты, сам говорил, в основном идут обычные люди.
— Шак! — позвал князь, спустившегося во дворик, Апостола. — Как ты считаешь, людей можно пропускать невозбранно?
— У нас, в Алолоре, — нейтрально отозвался конь, — люди могли быть только рабами.
— А меня подобрали люди! — запальчиво крикнул кот. — Моя приемная мать — человеческая женщина. Это не мы или они плохие. Это законы плохие!
Вот тебе и лапотник, усмехнулся про себя Эд. А князю и ответить нечего. Насупился, голову на таран выставил, но помалкивает.
Если разобраться, каждый, даже этот, в клетке, имеет право на существование. Собственно не такой уж он и страшный. Скорее необычный. Зря Пелинор устроил такой скандал. Четверо кровососов за два года — мизер. Предыдущих, поди, медведики слопали за милую душу. Судя по останкам
Эд вдруг ощутил страшную сонливость. Спор Саньки с Апостолом показался пустой тратой слов. Даже красная физиономия Влада перестала раздражать. Дайрену захотелось лечь подле катков, растянуться на траве и закрыть глаза…
… кстати, не плохо бы, напомнить его рыжему сиятельству про Олега, который преподавал на физическом факультете атомистику.
"Мир не создан никем из Богов и людей, а был, есть и будет вечно живым огнем, закономерно возгорающимся и закономерно потухающим"…
Олег всегда выглядел потерянным. Над ним посмеивались. Студиозусы, к тому же, недоумевали, как человек мог попасть в цитадель науки аллари. Много позже Эд узнал, что Олег пришел из прорыва, а еще позже осознал: в университете ему в первый и последний раз в жизни пришлось соприкоснуться с иной цивилизацией, стоявшей, к тому же, по развитию на несколько ступеней выше цивилизации аллари. Слова про Мир, сказанные Олегом на первом занятии — порождение иного тысячелетнего разума…
— Эд-д-д!!!
Сначала Дайрен почуял нестерпимый смрад, потом легкое прикосновение. Шею за ухом щекотало. Эд отшатнулся и только тогда увидел.
Картина предстала вся в нестерпимом контрасте деталей. Охранники, голова к голове, неподвижно сидели кружком в отдалении. Шак и Пелинор тоже сидели, только, привалившись к стене донжона. Санька — единственный, кто остался на ногах. Его мотало из стороны в сторону. Лицо под загаром побледнело до зелени. Торчали страшные вершковые когти.
Сам Эд привалился ни куда-нибудь — к прутьям клетки. А прикосновение — вытянутые хоботком губы рогатого. На шевеление жертвы он недовольно зарычал, а, когда Дайрен качнулся, попытался ухватить, просунув сквозь прутья лапу. Глаза просвещенного высокородного аллари встретились с жутким, бездонным взглядом пришельца. От него исходил властный императив: подчинись. И подчиниться хотелось, как женщины после долгого воздержания. Эд ощутил пустоту внутри и паралич воли. Он был никто, тля, слизень. Его втягивало в воронку мягких, нежных, ласковых, сложенных трубочкой, губ…
Дайрен будто со стороны наблюдал, как многосуставчатые пальцы вцепились ему в плечо. И…
Бросок кота пошатнул клетку. Острые как бритвы когти срезали обе кисти твари по суставам. Еще — в физиономию. Губы монстра располосовало на несколько красных ленточек. Один глаз вытек. Пришелец, завизжав, волчком прошел по клетке и рухнул на пол. Прежде чем окончательно затихнуть, тело несколько раз дернулось в конвульсиях.
Только тут Эд понял, что все время пока они стояли у клетки, в воздухе висел тонкий похожий на комариный писк, оборвавшийся только со смертью твари.
Санька принялся вытирать руки о траву. Очнулись Шак и Пелинор, зашевелилась охрана. Эд пощупал шею, отер мокрое. Не кровь. Тварь его только обслюнявила. А все равно неприятно. До того, что, вывернуло прямо на катки, под ноги господину границы, князю Пелинору.
— Увозите! — крикнул Влад охранникам. Те навалились на край поддона. Клетка заскрипела и поехала в арку.
— Что это было? — едва выговорил Эд?
— Не знаю, — отозвался Пелинор.
— Ты же говорил: он четвертый!