Дети Великой Реки
Шрифт:
– Садись, Перкар, – предложил он. – Налей себе воти.
Перкар колебался.
– Прежде мне надо поскрести менга и Катасапала, а потом я с удовольствием присоединюсь к вам.
– Пусть о лошадях позаботятся альвы, – сказал Апад.
– Альвы?
– Мы вычистим лошадей, – ответил коротко Нгангата.
– Вы, по-моему, не слуги. Я сам могу почистить своих лошадей.
Атти подошел и встал рядом с Нгангатой. Его ржаво-рыжие косы ярко горели в отблеске огня. Лицо Нгангаты было устрашающим – темные глубокие провалы глаз, две бездонные пещеры, широкий растянутый рот сейчас не выглядел забавным, он таил
– Позволь им это сделать, – раздался голос Эруки, сидевшего по другую сторону очага – Они это очень любят.
Перкар попытался встретиться взглядом с Нгангатой, но взгляда не было, одна лишь черная бездна. В конце концов он пожал плечами и присел у огня.
Воти развязало язык Эруки.
– Мой клан – Кар Кушита – ничего не стоит, – сказал он. – Дед потерял половину нашей земли на пари, и все это в разгар вражды с Кар Накиру. Мы из тех, кто вечно проигрывает. Отцу трудно было подобрать нам хороших невест, раз не было ни земли, ни дочерей.
– Ни одной дочери?
Эрука покачал головой.
– Говорят, мать была проклята богиней Яблоневого Сада за что-то, что она совершила, будучи еще совсем молодой. Она никогда не рожала дочерей.
Перкар хорошо понимал, о чем говорит Эрука. Сыновья могли получить землю только как приданое, через жен. И отец охотнее отдавал дочь с приданым в клан, который сделал то же самое для одного из его сыновей. Тот, у кого мало земли и нет дочерей, вряд ли мог надеяться удачно женить сыновей.
– Поэтому я и стал певцом, – невесело закончил свой рассказ Эрука. – Тут есть какая-то надежда на Пираку, но очень небольшая.
Апад хлопнул Эруку по спине.
– Не горюй, – утешил он друга, с трудом ворочая языком. – Это скоро изменится.
Если Эрука, когда пил, становился все более словоохотливым, Апад, наоборот, почти онемел от хмельного воти. И пока Перкар сидел с ними, он, незаметно для себя, осушил вторую чашу. Он старался соблюдать осторожность, поскольку накануне вечером они с отцом отчаянно напились.
Эрука кивнул в ответ.
– Если пожелает Владыка Леса, – пробормотал он.
Апад помрачнел.
– А что, если не пожелает? – спросил он очень тихо. – Перкар, что, если он не пожелает?
Перкар пожал плечами.
– Не знаю, – сказал он.
Апад снова припал к чаше и затем уставился на пляшущие языки пламени, может быть, надеясь отыскать там маленькую богиню Дикого Огня.
Перкар спросил Эруку:
– Ты помнишь песнь о Безумном боге? О том, как Горный бог сошел с вершин и сожрал людей?
Эрука прочистил горло.
Я спустился с гор высоких,Я пришел через отроги.Шел в деревни через горы —К дамакутам, людям гордым.Я пришел к селеньям дымным,Я бродил и думал думу,Шел и думал – а вкусна лиКровь горячая, людская?..Смертной крови я напился —Голод мой не утолился.Эрука все пел и пел, только очень тихо, будто боялся, что кто-то может услышать. Он пел о герое Рутке, который облачился в медвежью шкуру, выдал себя за брата Безумного
Рутка нашел топор после многих приключений и разделался с кровавым Безумным богом.
Когда песня закончилась, Апад сидел и качался. Перкар испугался, что он упадет в огонь. Он подумал, что слишком долго нет Атти и Нгангаты.
– Теперь, видишь, Перкар, их можно убить. Какое право имеет Владыка Леса указывать тебе или мне, чем мы должны или не должны владеть, мы, ируты, истинные люди, не то, что какие-то там альвы или мелкие божества. Мы, такие как Рутка. Сильные, и если бог не даст нам то, что мы хотим получить, мы все равно это возьмем. Нет разве, Перкар? Ты хороший парень, скажи, что я неправ? Ты захоти то, что хотим мы. Мы скоро станем героями, ты, Эрука и я. У нас будет все, что может пожелать вождь, даже если ему не нравится то, как мы собираемся добиться своей цели.
– А что будет с Атти и Нгангатой? – спросил Перкар.
Голова его слегка кружилась. Песня оставила ощущение гордости тем, что сам он истинный человек. Должно быть, он выпил все же больше, чем ему казалось, пока слушал Эруку.
– Герои совершают подвиги только втроем или всемером. Никогда впятером, – прорычал Апад. Он потянулся к своей чаше с воти, но, задев рукой, перевернул ее. В темноте захихикали – значит, девушки все еще подсматривали за ними. – Ха! Поглядим, что там такое. – Апад поднялся и, шатаясь, исчез в ночном мраке. Посмеиваясь, Эрука последовал за ним.
Перкар смотрел, как оба скрылись в темноте. Восторженное настроение понемногу стихло, но все же в песне Эруки что-то было, что-то важное…
Почему она ударила его по щеке? Почему назвала мальчишкой? Богов можно убить. И если Безумный бог мог умереть, значит, и Бог-Река тоже смертный. Конечно же, это так и есть, люди об этом знали. В доме Владыки Леса, несомненно, хранятся какие-то вещи, с помощью которых можно убивать богов.
Небо постепенно очистилось, и Перкар подумал, что завтра будет хороший день. Не без усилия он встал на ноги и двинулся по пустырю. Проходя мимо сторожевой башни, он помахал рукой стражнику и прошел за ворота.
– Поздновато, – сказал часовой. – Я скоро закрою ворота.
– Не хочу пачкать хозяйский двор, – объяснил Перкар.
Темная фигура стражника, маячившая на башне, как показалось Перкару, кивнула. Он спустился с холма и облегчился на сырой от ночной росы траве. Потом он еще немного прошел вперед к вытянутой в ряд полосе ив, где, он полагал, должна была быть речка.
– Куда же ты течешь, бог или богиня? – спросил он шепотом, но речка – или правильнее было бы сказать, ручей – ничего не ответила. Подумав, Перкар решил, что он знает. Они сейчас были в долине, соседней с их долиной. И этот ручей рано или поздно должен был попасть на отцовское пастбище. Голова у Перкара шла кругом, тепло от выпитого воти поднималось вверх от живота. Как послать ей весточку, чтобы она узнала, что он здесь? Узнала о том, что он задумал. И какое жертвоприношение он ей готовит.