Дети войны. Народная книга памяти
Шрифт:
Это была большая пустая хата, посреди которой стоял огромных размеров стол. На нем были разложены самые различные предметы: клещи, кусачки, кольца, зубы, веревки с металлом, петли, ремни, плетки, толстые нагайки, просто металлические прутья, какие-то катки с острыми зубьями, молотки, пилки и многое другое. Я уже знал из рассказов касплян, что это были орудия страшных пыток, которые применялись здесь. Ведь иногда душераздирающие крики несчастных были слышны даже у нас в хате, хотя она и стояла далеко от жандармерии.
Дрожа от страха, с сильно бьющимся в груди сердцем, я схватил близлежащую ко мне железяку и выскочил вон.
Увидев меня, немец пришел в
Когда пробегал мимо комендатуры на мост, увидел, как оттуда, на бегу заряжая винтовки, выбегали немцы и бежали к жандармерии. Больничными огородами и кустарниками, ни с кем не встречаясь, я, как угорелый, чуть живой примчался домой. Рассказал все матери, она дала мне пару своих увесистых подзатыльников и отругала, что я вечно где-то шляюсь (хотя в данном случае я бегал по ее поручению). Охая и ахая, она сняла с меня окровавленную рубашку, смазала рубец гусиным салом (это было у нее лекарство от всех болячек и болезней). Плача вместе со мной, уложила в постель. Я проспал до утра, как убитый.
Хотя близко от нас был выкопан колодец, но вода была в нем желтоватая, мы брали ее только для скота и чтобы помыться. А за водой для питья и готовки еды мать ходила довольно далеко – в хороший колодец. Придя однажды от колодца, мать была чем-то напугана и расстроена. По ее словам, бабы у колодца рассказали, что вчера от жандармерии при допросе сбежал советский военнопленный. Немцы знали, что убежать ему помог наш, касплянский пацан. Как бы ни было беды, говорили бабы, если немцы его найдут, прочесывая дома. Тогда уж точно засекут до смерти эти жандармы-живодеры. Мы сидели ни живы ни мертвы. Мать дала мне одеяло и сказала, чтобы я лез на чердак, никуда весь день не выходил, а завтра она меня раненько отправит к бабе Марье – двоюродной сестре моего родного отца Павла – в деревню Горбуны, в 5 км от Каспли.
Стоя лицом к немцу и военнопленному, я сквозь залитые слезами глаза увидел, как мелькнула тень военнопленного. Он в два прыжка оказался на обрывистом берегу реки и прыгнул в воду. Немец что-то гаркнул, бросился к берегу реки и стал беспорядочно стрелять вниз из пистолета. Я понял, что свободен, выскочил на дорогу и дал стрекача.
Рано утром мать разбудила меня и, дав краюху черного липкого хлеба из картошки, отправила задворками к бабке Марье. Бабушку Марью мы все очень любили, она была воплощением доброты и нежности. Ее называли колдуньей. Она лечила односельчан: клала их через порог, обмазывала разным зельем, давала пить такие отвары из трав, что у человека глаза вылезали из орбит, выправляла вывихи – короче, лечила вместо врача. Эта старуха была незаменимым лекарем. Жила она вместе со снохой Варварой – крикухой, которая никогда не говорила тихо, только кричала. У них было двое детей – Санька и Нинка. Они тоже не разговаривали спокойно: или кричали, или дрались.
Так как немцы не собирали никого с лопатами рыть за
С большим трудом, под опекой доброй бабы Марьи я пробыл у них в гостях около четырех дней. Рубец мой помаленьку заживал, благодаря мазям.
Озеро самое широкое в этом месте, тишина, никаких немцев, глушь да безделье быстро поставили меня на ноги, и я запросился домой. «Ну ладно, мой ненаглядный, иди. Ты ведь там самый старший, тебе надо помогать матери по хозяйству, да и за мальцами гляди да гляди». И я отправился в Касплю.
Добродушная баба Марья придумала, что ей надо на прием к врачу в больницу, собрала узелок, и мы пошли по тропинке вдоль озера в Касплю. Здесь бабушка впервые показала мне неиссякаемый родничок, который бил на берегу озера между деревнями Лубаны и Горбуны. Долго сидели мы с бабушкой там, наслаждаясь чистейшей родниковой водой, ясным днем и высоким небом.
Когда я вернулся и стал жить дома, мать не очень разрешала мне ходить, как мы тогда говорили, «на Касплю». Так потихоньку сошла молва об удачном побеге от жандармерии нашего советского военнопленного – видимо, командира Красной армии. Да, редко такое сходит – говорили у колодца касплянские бабы, видимо догадываясь, кто был тем пацаном, что невзначай помог сбежать этому командиру.
Так как немцы не собирали никого с лопатами рыть за рекой могилу, мы догадывались, что тому военнопленному повезло, и он сбежал. Это, конечно, был редкий случай – видимо, судьба помогла да то, что он был кадровым военным. Сбежать от жандарма, у которого оружие наготове да к которому на помощь бежали еще два немца, – это непросто. «Но в жизни всякое бывает», – говорила мама, вспоминая этот случай и гладя меня по голове.
Шел второй год оккупации Смоленщины немцами. Наше село Каспля, расположенное в 45 км от Смоленска, вместе со всей страной стойко переживало годины военных лет 1941—42 годов.
Мы, жители села Касплянского района, каждый день подвергались большим и малым бедам. Малыми бедами считались ежедневные поборы немцами молока и яиц, бомбежки, аресты, пытки граждан в жандармерии, одиночные расстрелы и др. Большие беды – это организация немцами массовых смертных казней со сгоном всех касплян к месту казни, периодические рейды карательных отрядов из Смоленска в леса для уничтожения партизан или массовые расстрелы ни в чем не повинного гражданского населения.
Страшные военные годы уходят в века, в историю, в безвестность. Как ни печально, но надо признать тот факт, что новое, подрастающее за нами, ветеранами, поколение не знает фактически ничего о прошедшей войне. И что особенно страшно – оно, это сегодняшнее поколение, и не особо стремится узнать правду о войне. Это, во-первых.
Во-вторых, в наших СМИ – в кино, на ТВ, по радио – редко встретишь правдивое описание или изображение правды тех военных лет. Все пересыпано сексом, шапкозакидательством, а не реальными фактами и явлениями. А если учесть, что мы – старшее поколение 30-х годов XX века – сотнями, тысячами покидаем этот свет и все уносим с собой, становится до глубины души обидно, что скоро люди будут так же мало знать о ВОВ 1941—45 годов, как мы сейчас почти ничего не знаем о великой и кровавой битве под Бородино в 1812 году. А ведь в ней погибло 56 тысяч солдат и офицеров русской армии! Вот так и по событиям 1941—45 годов скоро люди ничего не будут конкретно знать и помнить.