Дети войны. Народная книга памяти

Шервуд Виктория

Во время войны умер дедушка. Он очень меня любил, был добрым, ласковым и внимательным. Именно он сделал мне самые первые лыжи, из досок кадки. Санки у меня тоже были самодельные, сделанные отцом до войны.

Хоть я была и маленькая, но бабушка приучала меня к домашним делам. Отец – на фронте, дедушка – умер, и я стала помощницей бабушке при пилении дров. Дрова были необходимы, так как комнаты во время оккупации не отапливались.

Хоть я была и маленькая, но бабушка приучала меня к домашним делам. Отец – на фронте, дедушка – умер, и я стала помощницей бабушке при пилении дров. Дрова были необходимы, так как комнаты во время оккупации не отапливались.

В Яхроме был такой отдел по снабжению рабочих – ОРС, который учитывал каждого живущего в

городе и каждого работающего. Именно эта организация и выдавала карточки на паек, каждому рабочему – свой паек. От чего он зависел, никто не знал. После изгнания фашистов из Яхромы жители города стали в магазине получать продукты питания по карточкам. Давали хлеб, но очень мало, крупу и растительное масло. В нашем городе было много людей татарской национальности, поэтому им выдавали конину.

В школу я пошла в 8 лет, уже умела читать, читала дедушке газеты, а научила меня читать тоже бабушка. Училась в починковской школе. В классах было очень холодно, случалось и такое, что чернила в чернильницах-«непроливайках» замерзали, тогда мы писали карандашами. Чтобы в классах было чуть-чуть потеплее, учителям приходилось топить печки в каждой классной комнате. Детей в классах было очень много, более 40 человек. Учителей не хватало: кто еще на фронте, кто погиб.

Помню, как стояли в очередях в школьный буфет, чтобы купить пирожок, а стоили они всего 5 копеек.

Учебники покупали сами, у каждого ученика был свой учебник. У кого не было денег купить учебники, в школе выдавали старые, подержанные.

В свою деревню моя семья вернулась лишь после окончания войны. Я всю дорогу домой шла и плясала от радости.

Самое тяжелое воспоминание – это когда мама получила известие, что отец пропал без вести. Потом мама и бабушка узнали, что это ошибка, он находился в военном госпитале в Москве. У него было тяжелое ранение, его комиссовали, и он вернулся домой.

Мы думали, что карточки вводят ненадолго

Долинина Надежда Андреевна, 1929 г. р

Две даты в своей жизни я помню всю свою жизнь и считаю их самыми главными в своей жизни. Эти два дня стоят в моих глазах, как будто это произошло только вчера. Первый день – день начала войны – 22 июня 1941 года, а второй день – день долгожданной Великой Победы – 9 мая 1945 года.

Когда началась война, мы жили в городе Яхрома Московской области. Мне было 12 лет, это достаточно взрослый возраст, чтобы все помнить и правильно понимать все происходящее. 22 июня у всех было радостное настроение – воскресенье, погода великолепная: солнечная, светлая, теплая. И вдруг как молния среди солнечного дня – по радио прозвучало страшное слово «война». Куда делось солнышко? Как будто черная туча закрыла его. На улице стоял плач женщин – матерей, они знали, что такое война. А глядя на своих мам, и мы, детвора, начинали плакать, не понимая, от чего они плакали. И с этого дня началась совершенно другая жизнь.

С прилавков магазинов мгновенно исчезли нехитрые продукты: соль, сахар, мука, хозяйственное мыло и многое другое, без чего мы не знаем как жить. Чтобы купить хлеб, необходимо было выстоять длинные-длинные очереди. В этих очередях стояли мы, дети, так как родители работали, да и по дому было у всех хозяек множество дел. Вскоре ввели продуктовые карточки с нормой на все продукты. Думали – ненадолго, а оказалось – на долгих 7 лет. Карточки отменили только в декабре 1947 года.

А в Яхроме, как и во всей нашей стране, начались военные будни.

1 сентября мы, конечно, в школу не пошли. Школу переделали под госпиталь, а нас, детвору, ежедневно направляли на работу, которой прибавилось в городе. На наши плечи легла ответственность и за сенокос, за сушку сена.

Мало кто из детей сегодня знает, что косить сено можно только очень рано утром, пока оно влажное от росы, а значит, нас родители поднимали ни свет ни заря. Вставать было очень трудно, но слово «необходимо» постепенно входило в нашу – детскую – жизнь. Намного легче, да и приятнее было его сушить, то есть ворошить несколько раз в день. Эту работу мы любили, так как можно было и пошалить, и побаловать, да и вздремнуть на сене под солнышком.

Также мы должны были заниматься сбором семян клевера. Намного труднее было работать на колхозном поле на уборке картофеля, свеклы, моркови и других овощей. Приходилось работать в любую погоду, так как по радио все тревожнее становились новости о продвижении фашистов. Урожай необходимо было убрать, и дети, а тем более взрослые понимали, что он будет необходим зимой, когда будет и холодно и голодно. И как будто в воду глядели. А взрослые после отработки смены на фабрике копали вокруг города противотанковые рвы, или, как говорили, – окопы.

Зима в 1941 году наступила ранняя, и снег выпал уже в 20-х числах ноября. А зима была настоящая, русская: снежная и морозная.

Враг в Яхрому пришел в ночь с 27 на 28 ноября 1941 года. Немцев никто не ждал, мы надеялись, что наступление пройдет мимо нашего небольшего городка. Надежды не оправдвались. Враги ринулись на восточный берег канала. Они заняли Красный Поселок и южную часть Перемилова, но наши их быстро оттуда выбили, после чего спустили воду в канале и взорвали мост. Это стало непреодолимой преградой для фашистских танков. Путь армии фашистов на восточный берег был отрезан. А над Яхромой и днем и ночью гремели артиллерийские выстрелы и взрывы. Нам было и очень страшно, и очень любопытно: что происходит в городе?

Страшное воспоминание вызывает пожар на фабрике, которую фашисты разбомбили в первый же день. Над городом стояла черная пелена от горевшего хлопка. На самой территории фабрики нашла свое пристанище военная техника фашистов. В эти дни за наш город шли ожесточенные бои, было много пожаров и разрушений.

Перед вступлением фашистов моя семья выкопала в огороде землянку, думали там пересидеть фронт. Но в своей землянке мы смогли просидеть только два дня: на дворе лютые морозы, и в землянке было очень холодно, поэтому на третьи сутки перебрались в подвалы Троицкого собора, где уже пряталось от фашистов пол-Яхромы. До войны там был овощной склад, и овощей немного осталось, что помогало нам от голода. А еще в подвале были печки, что спасало от холода, в отличие от нашей землянки. Печки можно было топить только по ночам, чтоб не так сильно было бы видно дым из трубы, который мог стать хорошим ориентиром для бомбежки. В подвале церкви было очень тесно, но никто не был в обиде, так как все понимали, что это единственное безопасное место в городе, а выжить хотелось всем.

Печки можно было топить только по ночам, чтоб не так сильно было бы видно дым из трубы, который мог стать хорошим ориентиром для бомбежки.

Там же, в подвале, спасался известный и любимый в Яхроме доктор, Коняров Петр Захарович. «Спасался» – сильно сказано. Спасающийся человек не может организовать подпольный госпиталь, а Петр Захарович отгородил угол простынкой и создал операционную, где проводил операции и раненым красноармейцам, которых приходилось прятать от глаз неприятеля, и яхромчанам, попавшим под обстрелы. Чаще всего ему приходилось спасать мальчишек, которые получали ранения из-за своего любопытства и лезли туда, куда не нужно было совать нос. Светлая ему память. Он на все времена остался в памяти всех жителей нашего маленького городка – Яхромы. В память о нем одна из улиц города названа его именем. Улица Конярова.

Были ранены и мои два двоюродных брата, один из них, Сергей, 1925 года рождения, через две недели после освобождения Яхромы умер. Взрослые переживали за сохранность наших домов, а мы, ребятня, и в этих тяжелых условиях находили себе детские занятия – играли. Но вспоминать эти «счастливые» дни очень тяжело, так как на наших глазах умирали и взрослые, и дети, получившие ранения в городе. А каждая смерть – это горе и слезы.

Яхрому освободили 5–6 декабря 1941 года силами Первой ударной армии – «сибиряки», как их тогда называли яхромчане. 7 декабря мы возвратились в свой дом и были очень рады, что он ничуть не пострадал, за исключением выбитых окон, а ведь некоторые дома были разграблены и загажены. Первым делом мы выгребли весь мусор из дома, залатали, чем могли, разбитые окна, затопили печку и выкопали спрятанную в погребе картошку, наварили ее и были до крайности рады, что остались живы.