Дети войны. Народная книга памяти
Шрифт:
Что касается питания – годилось всё, что считалось условно съедобным. Например, из картофельных очисток, пропущенных через мясорубку, получались вполне съедобные котлеты. Мальчиком я слышал, что кто-то использовал при приготовлении пищи машинное масло, употребление которого позже обернулось необратимыми увечьями ног.
В новогоднюю ночь 31 декабря1941 года в разрушенной от бомбёжки комнате мать поставила для нас с сестрой ёлку, да ещё и с лампочками и мандаринами! Это так незабываемо!
Зимой 1941-го
Бывало и так, что у немцев заканчивались авиабомбы, но все равно они продолжали пугать население, вместо бомб используя пустые бочки с отверстиями, которые при падении отвратительно гудели.
Вот, пожалуй, и всё.
Про мой портфель
Ворончихин Анатолий Александрович, 13 ноября 1932 г. р
Первое отчетливое моё воспоминание долго возвращает ощущение, что на меня надвигается какая-то стена. Отступать некуда, потому что сзади такая же стена. Мне двигаться уже невозможно. Стенка придвигается ещё и останавливается. Потом отодвигается.
Оказывается, это мне сделали рентген, потому что у меня двухстороннее крупозное воспаление лёгких. Мне чуть больше года.
Дело происходит в Заславле.
У меня долго держалась высокая температура. Мама не может меня везти к докторам, потому что то ли родила, то ли собирается рожать сестру Аллу. А моё состояние уже стало тяжёлым. Тогда папа и бабушка повезли меня в Минск.
Профессор увидел меня и сказал:
– Что вы мне труп привезли?
Папа спросил:
– Доктор, у вас дети есть?
– Да, есть.
– Не делайте их сиротами, доктор.
На боку у папы висит кобура с пистолетом.
– Вы отец? – спросил врач.
– Отец.
– Кровь дадите?
– Дам, – ответил папа.
– Ложитесь на стол.
И мне сделали прямое переливание крови от отца. Бабушка взяла меня на руки. Доктор сказал:
– Вы бабушка, Евдокия Степановна? Если малыш через пятнадцать минут порозовеет, то будет жить, а если посинеет… – и вышел.
Бабушка ходит по комнате, смотрит на часы, смотрит на меня.
– Не розовеет. Ну что же это?
Снова из угла в угол. Минуты тянутся. Изменений не видно. Прошло пятнадцать минут. Ещё десять.
Появляется врач.
– Ну как, доктор, – со страхом спросила бабушка, – он же не розовеет.
– Прекрасно! Смотрите, как порозовел.
И меня увезли домой.
Алла умерла, не прожив и года. Похоронена в Заславле.
Лето. Папа на обед приехал. Я смотрю из открытого окна второго этажа. От нашего дома выходит
– Галя! – кричу, – Галя!
Но Галя убегает к себе в конюшню.
Папа же катал меня на ней. Поэтому я думал, что она послушается моего голоса.
Папа рассказывал о том, как ещё мальчишкой любил кататься на лошадях. Он был подпаском, а потом и пастухом под Ижевском. Ему приходилось и объезжать лошадей, которые ещё не знали седла.
Оказывается, когда лошадь не слушается, ей надо дать шенкеля. А пограничнику уметь ездить на лошади надо обязательно. И я тоже буду пограничником, когда пойду в армию.
Ворончихин Алексей Осипович
Папа в четырнадцать лет ушел в Красную армию. Их полк направили в Среднюю Азию против басмачей. Но полк попал в ловушку. Это басмачи взяли полк в окружение. Люди полка питались теми баранами, которых удалось отбить у басмачей. Соль кончилась. Когда от полка осталось четверо, они придумали, как захватить и увезти знаменитого руководителя басмачей. Это им удалось. Но баранину папа уже не может есть.
Потом папу направили учиться в Харьков. Там он встретил маму. А потом и я появился.
Ещё папа рассказал про шинель. Это и одежда из чистого сукна, это и постель, если приходится ночевать не дома. Ведь на шинель можно лечь и шинелью укрыться – шинели на это хватает. А зимой при езде верхом на коне полы шинели укрывают ноги от ветра.
Мне не более четырёх лет.
Отец болеет и лежит в постели. Вечером приезжал врач и не велел вставать ни под каким видом.
Утром к папе зашел сосед – комиссар дядя Березин. Он о чем-то поговорил с папой и быстро ушёл.
Папа встал и начал одеваться. Мама начала шуметь на него:
– Ну нельзя тебе вставать. Доктор же строго предупреждал.
Отец надел ботинки, сверху застегнул краги и сказал:
– Мне необходимо быть на складе, чтобы на меня собак не навешали. Приехала комиссия из Москвы.
И ушёл.
Бабушка спросила маму, почему отец пренебрёг жестким предупреждением врача.
– Мама, вы помните, когда Лёня уезжал на учёбу в Москву, то хотел передать свои дела заместителю. Тогда срочно прислали командира из Минска, которому и было приказано передать дела. После отъезда Леонида его заместитель сказал мне, что новый человек приказывает делать непонятные вещи. Когда Ворончихин вернулся и начал принимать дела, то увидел, что его служба вооружения не может обеспечить боеспособность пограничников. Пулемёты «максим», которые до его отъезда после проверки и пристрелки стояли в определённом месте склада, были разобраны на запчасти.