Дети железной дороги
Шрифт:
Таким представляется туннель тому, кто едет в поезде. Но дело меняется, когда вы решаетесь войти в туннель, ступая по скользким, перекатывающимся камням и гальке между сверкающими рельсами и стеной. Жирные, илистые капли влаги собираются на потолке и падают вниз. И кирпичи уже не красные и не коричневые, как при входе в туннель, а тусклые, с налетом липкой, болезненной зелени. Тембр вашего голоса уже не такой, каким он был на свету. И серый полумрак сопровождает вас на всем пути.
В туннеле было еще не очень темно, когда Филлис схватила Бобби за юбку и оторвала
– Я не хочу дальше идти, – сообщила она. – Мне тут не нравится. Скоро будет совсем темно. Я не могу идти в темноте. Я даже не понимаю, что вы говорите.
– Не будь глупой курицей, – сказал Питер. – Я взял с собой спички и кусок свечки… Ой, что это?
– Э-э-это! – как эхо повторил низкий, жужжащий шум на железном пути. Это трещали провода наверху. Гудение и жужжание становились все громче.
– Это поезд, – сказала Бобби.
– На какой линии?
– Пустите меня! – кричала Филлис, вырывая свою руку из руки Бобби.
– Не будь трусихой. Ничего опасного нет. Только надо отойти к стене.
– Сюда! – позвал опередивший их на несколько ярдов Питер. – Быстрее. Здесь ниша.
Шум приближающегося поезда был таков, как будто вы, сидя в ванне, окунули голову под воду, раскрутили оба крана и сидите, упершись пятками в оловянные стенки. Только шум поезда был еще громче. Но Питер крикнул во всю мочь – Бобби его услышала и потянула Филлис к стене. Филлис, конечно, споткнулась о рельсы и поцарапала обе ноги. Но старшие подхватили ее, и вот уже все трое стояли в темной, сырой аркообразной нише, а поезд приближался с неимоверным грохотом. Детям казалось, что они оглохнут. Из темноты сияли огненные глаза, становившиеся с каждой секундой больше и ярче.
– Это Дракон! – воскликнула Филлис. – Как же его не узнать? И в темноте он становится настоящим драконом!
Никто, конечно, не слышал, что она говорила. Потому что разве можно что-то слышать, когда рядом поезд?
И вот с рычанием, рокотом, ревом, сверкая окнами, ставшими от скорости одной сплошной огненной линией, окутав дымом и обдав горячим дыханием, поезд промчался мимо них, но лязганье и звон еще долго разносились эхом под сводом туннеля. Филлис и Бобби стояли, вцепившись друг в друга. Даже Питер вдруг схватил Бобби за руку. «Это чтобы она не так боялась», – объяснил он впоследствии.
Но мало-помалу хвостовые огни стали уменьшаться, и вот поезд, издав протяжный гудок, вырвался из туннеля. В сырых стенах подземелья, под его протекающей «кровлей» снова воцарилась тишина.
– Вот это да! – со вздохами, в один голос пробормотали все трое.
Питер зажег спичкой свечной огарок, и рука у него дрожала.
– Вперед! – сказал он, но заговорить ему удалось не раньше, чем он прокашлялся.
– А вдруг этот мальчик в красном свитере попал под колеса? – с ужасом в голосе спросила Филлис.
– Нам надо пойти и посмотреть, – ответил Питер.
– Может быть, надо пойти и кого-нибудь привести со станции? – поинтересовалась Филлис.
– А ты готова остаться тут и ждать нас? – проговорила в ответ Бобби,
Все трое продолжали погружаться в темную глубину туннеля. Питер шел впереди, высоко поднимая свечку, чтобы освещать путь.
Они прошли не больше ста пятидесяти ярдов от той ниши, где они стояли, пока не промчался поезд, – и вдруг Питер закричал: «Надо спешить!» и все убыстрили шаги. Через минуту дети застыли на месте. Теперь всего ярд отделял их от того, ради чего они вошли в туннель. Филлис увидела красное пятно и зажмурилась. У самого изгиба пути, на россыпи гальки лежал «пес» в красном свитере. Глаза его были закрыты, спина прижата к стене, а руки безжизненно раскинулись по сторонам.
– Красное… Это кровь, да? Его насмерть, да? – шептала Филлис, еще крепче зажмуриваясь.
– Ничего не насмерть, – проговорил Питер. – Красное – это его свитер. Но он без сознания, и я не знаю, что нам теперь делать.
– Мы сможем его дотащить? – спросила Бобби.
– Я не знаю. Он здоровый парень.
– Ему бы надо смочить лоб. Только воды у нас нет. А хотя… У нас же есть молоко, целая бутылка!
– Да. И еще говорят, что надо растирать руки, – подхватил Питер.
– А я еще слышала про жженое перо, – стала припоминать Филлис.
– Зачем говорить про то, чего нет? Куры и утки в туннелях не водятся.
– Почему нет? – с торжеством в голосе воскликнула Филлис. – У меня тут в кармане волан от бадминтона. Вот, смотрите!
Питер склонился над парнем в красном свитере и стал растирать ему руки. А Бобби стала по одному выдергивать перья из волана и жечь возле самого лица больного. Филлис лила струйкой тепловатое молоко ему на лоб, и все повторяли тревожно и настойчиво:
– Посмотри на нас, скажи нам что-нибудь. Ну, ради Бога, скажи!
Глава XII
– Скажи нам что-нибудь. Ну, ради Бога, скажи!
Дети то и дело повторяли эти слова, обращаясь к впавшему в беспамятство «псу» в красном свитере. Но тот неподвижно сидел, припав к стене туннеля, и не открывал глаз.
– Фил, намочи ему уши молоком! – распорядилась Бобби. – Я знаю, что тем, кто без сознания, трут уши одеколоном. Но, думаю, можно и молоком.
Девочки смочили «псу» уши, и молочная струйка полилась за воротник красного свитера. В туннеле было очень темно. Свечка, зажженная Питером и поставленная на плоский камень, еще горела, но света от нее почти не было.
– Ну открой глаза, ради Бога! – повторяла Филлис. – Нет, он, наверное, умер.
– Ради Бога! – взмолилась Бобби. – Он жив, я уверена.
– Да приходи же ты в себя! – крикнул Питер и сильно потряс юношу за руку.
И тогда «пес» в красном свитере вздохнул, открыл глаза, снова их закрыл и слабым голосом проговорил:
– Перестаньте…
– Да, он живой, но может умереть, – констатировала Филлис и принялась плакать.
– Не бойся, со мной все в порядке, – уже бодрее и громче проговорил «пес».