Детонепробиваемая
Шрифт:
Тогда, в наши первые дни в Нью-Йорке сразу после выпуска, Джесс почти каждый вечер где-то тусовалась, а я проводила вечера дома, непрестанно растравливая себе душу: например, без конца крутила «Фотоснимки твои» группы «Кьюр» и звонила на радио с просьбами поставить песню для Пола из Денвера. Я никак не могла выкарабкаться из депрессии – да и не особо хотела, пока на одной вечеринке на крыше в Верхнем Ист-Сайде не встретила Андерса – двадцатилетнего шведского теннисиста с длинными светлыми волосами и улыбкой до ушей. Мы сразу друг другу понравились, хотя я понимала, что он из тех парней, которые всем кажутся привлекательными и в кого легко влюбиться.
Я привела себя в полную готовность к тому моменту, когда в конце вечера Андерс нашел меня и попросил номер телефона. На следующей неделе мы вместе поужинали и сходили в кино, а потом начали регулярно встречаться, хотя ни разу
Примерно через месяц мы ублажили друг друга на его футоне, под колючим шерстяным пледом всех цветов радуги, который связала для Андерса его бабушка. Тот секс не превзошел наши наивысшие достижения с Полом, но был значительно лучше первого раза с бывшим, и я расценила это как хороший и многообещающий знак. После всего Андерс поднялся и приготовил нам полуночный перекус – кукурузные чипсы и хот-доги. Потом зажег гелевый светильник, и мы танцевали под «Чувствуй вибрации» Марки Марка, пока сосед Андерса не принялся стучать в стену и вопить, чтобы мы заткнулись. Помню, как я думала, что пусть и не люблю Андерса, но, может быть, со временем это чувство придет. На самом деле я даже надеялась, что так и случится.
Несколько дней спустя, прямо перед очередным свиданием с Андерсом я вышла из душа и заметила мигающий красный огонек автоответчика. Хотя мы почти три месяца не разговаривали, я сразу же поняла, что это Пол – единственный раз в жизни у меня проявились экстрасенсорные способности. Нажала на кнопку воспроизведения, и, представьте, сообщение действительно оказалось от Пола – пьяное бормотание, мол, он надеется, что у меня все хорошо. Да, это и близко не было чем-то вроде «Я жутко скучаю и жалею, что не переехал с тобой в Нью-Йорк», но все равно, Пол позвонил мне по пьяни пятничным вечером, чего я, при поддержке Джесс, умудрилась ни разу не сделать. Я прослушала сообщение дважды и заставила себя его стереть, борясь с желанием сохранить запись для дальнейшего анализа – Джесс как никто другой умеет читать паузы между словами и трактовать отрывистые фразы на автоответчике (Возможно, потому, что в ее жизни подобное случалось довольно часто. Но, с другой стороны, кто из нас в двадцать лет не напивался и не начинал названивать кому ни попадя?). У меня все болело, пока я уничтожала родной хрипловатый голос Пола, но я все равно гордилась собой. Гордилась уравновешенной юной горожанкой, которая встречается с услужливым длинноволосым европейцем. Бойфренд из колледжа остался в прошлом.
И, поддерживая этот имидж, я озаботилась, чтобы той ночью мы с Андерсом оторвались по полной. Мы поужинали в моем любимом мексиканском ресторанчике «Эль Тедди» (нынче, увы, закрытом) в Трайбеке [7] и вволю напились «маргарит» с кубиками льда и солью – с каждым глотком я чувствовала себя все более искушенной, так как в колледже пила «маргариту» только с колотым льдом. Потом мы встретились с друзьями Андерса, в основном тоже теннисистами, и поехали в клуб со строгим фейсконтролем в Сохо. Андерс прекрасно танцевал, но не относился к этому серьезно. Постоянно срывался на уморительные движения в стиле «бегущий человек». При взгляде на него я умирала со смеху и безумно радовалась – как это обычно и бывает перед тем, как происходит что-то по-настоящему ужасное.
7
Трайбека(TriBeCa от англ. Triangle Below Canal Street — «Треугольник южнее Канал-стрит») — микрорайон Округа 1, расположенный в Нижнем Манхэттене, Нью-Йорк.
Затем со мной случилось нечто странное. В квартире Андерса, когда мы всего лишь во второй раз занимались сексом, я поймала себя на мыслях о сообщении Пола. И по щекам внезапно потекли слезы. Я убеждала себя, что дело в «маргаритах». Убеждала себя, что я абсолютно счастлива. Молилась, чтобы эта вспышка быстро прошла, и надеялась, что в комнате Андерса достаточно темно, чтобы мои слезы остались незамеченными. Не повезло. Несколько секунд спустя Андерс замер надо мной и нежно коснулся щеки. Спросил, не плачу ли я, и его голос показался скорее напуганным, чем обеспокоенным. Он не стал дожидаться ответа, а просто сел, включил свет и бросил на меня встревоженный взгляд. Я извинилась, а он обнял меня и заверил, что извиняться мне не за что. Затем начал задавать вопросы, мол, в чем проблема, почему я грущу, неужели он сделал что-то не так? Я сказала, что вовсе не грущу, а просто напилась и устала. Андерс не поверил, и тогда я выложила ему все о Поле: как завязывались наши отношения,
Конечно, мне было стыдно из-за того, что я расплакалась во время секса, но, мне казалось, что мы с Андерсом вместе переступили некую грань и ночь приобрела очень важное, почти очистительное значение. Я наконец почувствовала себя готовой двигаться дальше после расставания с Полом. Следующим утром Андерс поцеловал меня на прощание как ни в чем не бывало. Я вернулась домой и сообщила Джесс, что окончательно покончила с Полом и теперь готова переводить отношения с Андерсом на новый уровень. Единственной проблемой стало то, что Андерс, видимо, так не думал, потому что с тех пор он ни разу мне не позвонил. Конечно, я тоже с ним не связывалась, но было совершенно ясно, кто кого динамит. Как и всегда.
Вспоминая о той ночи, я до сих пор морщусь и задаюсь вопросом, как бы все сложилось, не заплачь я тогда в разгар секса. Не то чтобы я втемяшила себе в голову, будто мы с Андерсом были друг другу предназначены или еще какую-нибудь подобную ерунду. Но мне кажется, я тогда испортила то, что вполне могло перерасти в значимые отношения или хотя бы в долгую дружбу.
Обуреваемая этими мыслями, я решаю, что ни в коем случае не наступлю на те же грабли с Ричардом. Я больше никогда расплачусь во время близости (разве что от счастья – Бен однажды довел меня до восторженных слез). Пусть все как шло, так и идет. Наверняка я еще долго не забуду о Бене, но пусть воспоминания о нем не посещают меня в постели с другим мужчиной. Не хочу испортить хрупкие зарождающиеся отношения с Ричардом. Не то чтобы в них действительно наблюдалось что-то хрупкое, просто к любому ростку это определение изначально подходит.
А потом, едва я привыкаю думать, что благополучно сошла со скользкой дорожки, в почте попадается письмо, снова ввергающее душу в смятение. Сразу узнаю почерк Энни и чувствую угрызения совести за то, что не перезванивала ей и не принимала приглашений на обед. Энни и Рэй – единственные друзья, попавшие под перекрестный огонь нашего развода, единственная пара, на которую ни я, ни Бен не можем претендовать в полной мере. Все остальные друзья или мои, или Бена, и у нас существует молчаливая договоренность, что я не буду общаться с его приятелями, а он перестанет контактировать с моими. Вопрос размежевания. Подхваченная вихрем этих мыслей, я вскрываю конверт, ожидая увидеть обыкновенную записку. Энни обожает слать письма без причины и часто сетует, что век электронных сообщений выхолостил эпистолярное искусство. Но в конверте оказывается не записка, а приглашение на крестины Реймонда-младшего.
– Черт, – выпаливаю я, потому что знаю: Бен сегодня откроет такой же конверт, а последнее, что я хочу, – видеть его в ближайшее время. И одновременно я хочу его увидеть больше всего на свете. Снова ненавижу и себя, и его.
Сую приглашение обратно в конверт и спокойно обдумываю возможные варианты. Можно позвонить Энни и попросту выложить ей всю правду. Мы довольно близкие подруги, и она вполне достойна доверия. Наверное, я так бы и сделала, если бы она пригласила меня, скажем, на рядовые посиделки. Но так как речь о крестинах первенца Энни, об очень важном для нее событии, представляется невозможным избежать мероприятия, сославшись на свои эмоциональные затруднения. Если я так поступлю, это наверняка покажется кошмарно эгоцентричным. Да что там, это и будет эгоцентричным.
Рассматриваю возможность соврать. Изобретаю себе приемлемое оправдание. Можно сказать, что на те выходные меня не будет в городе. Что билеты на самолет уже на руках, и их никак нельзя сдать. Но потом мне придется сочинять колоссальную ложь о поездке в Вегас, Лос-Анджелес или Новый Орлеан, а дальше годы и годы помнить, как я якобы отправилась в увеселительную поездку именно в эти августовские выходные. А с моим везением я обязательно забуду о своей отмазке уже к середине субботы, отвечу на звонок, а на другом конце провода окажется Энни, желающая узнать у Джесс рецепт ее ромового коктейля «Бутлегер». По закону подлости на вранье попадаются именно те люди, которые почти никогда не лгут, в те редкие разы, когда вдруг пытаются кого-то обмануть. Кроме того, учитывая все мои предыдущие отговорки, Энни наверняка заподозрит меня во лжи. Будь я на ее месте, точно бы заподозрила.