Детская книга войны - Дневники 1941-1945
Шрифт:
Оказывается, Володя понял, что не сказал мне самого главного, и все думал, как бы исправить дело. А тут машина, вот он и приехал. Володя признался мне в любви и попросил считать его своим другом и защитником. Я, к сожалению, не смогла искренне ответить на его чувство. Я еще не поняла, разлюбила ли Лешу, и не знала, как сложится дальше моя еще совсем юная жизнь. Я стояла и молчала, а он и не допытывался, ему и так было хорошо. Но вот он одел шинель, поцеловал меня, крепко пожал руку, сказал: «Пиши чаще» и ушел.
Я легла в постель и думала о Володе, Жене, Саше и других знакомых мне офицерах, которые сейчас готовятся к большому бою.
12
Письмо – воинское, с картинками: боец, показывающий пробитую немецкую каску, и пионер, в руках которого табель с отличными отметками. Посредине написано «отличники», а сверху – «Смерть немецким оккупантам!» Адрес Володи очень короткий – полевая почта 86732.
А за окном – гул артиллерийской канонады. (...)
20 января. Сегодня в почтовом ящике нашла записку с просьбой зайти в госпиталь. Подпись – Саша Романов. Я сразу побежала, но в проходной госпиталя сказали, что сейчас обед, а потом будет тихий час. Пришла второй раз, пропустили. Нашла Сашу, он ранен в руку и в шею. Оказывается, Володя дал ему, на всякий случай, мой адрес. А случай – вот он: госпиталь рядом с нашим домом. Саша рассказал про первое наступление, про то, каким шквальным огнем сметают фашистов «катюши». Когда его ранило, он долго лежал, засыпанный землей и снегом, пока сам не откопался и его не подобрали санитары. «Вообще-то, – сказал Саша, – мне жить не хотелось с тех пор, как получил известие о гибели всей семьи. А когда засыпало, лежу живой в могиле, нет, думаю, еще поживу». Мне показалось, что он стал веселее, оживленнее. Буду к нему заходить.
Дома все по-старому: Сашета сторожит магазин, мама работает в механическом. Дома мама почти ничего не ест, оставляет нам с бабушкой.
И все равно все время хочется есть. Уже освободили Ропшу, Красное Село, Петергоф. Может быть, скоро совсем не будет обстрелов? Такое не укладывается в голове. Неужели совсем не будет?
21 января. Когда Володя уезжал, то подарил мне на память маленькую фотокарточку. В выходной решила нарисовать его увеличенный портрет. Получилось очень хорошо, я даже пожалела, что рисовала на серой бумаге – не ожидала, что так удачно получится. По радио сообщают об освобожденных поселках, немцев выбили уже из Новгорода!
Я представила себе наших ребят, находящихся в беспрерывных боях, на холоде, рядом со смертью. «Господи, помоги им», – говорит моя бабушка.
23 января. Пришло третье письмо от Володи. Он пишет, что отправляет так мало писем, потому что писать некогда и негде. С тех пор, как уехал из Ленинграда, не снимал с себя ни валенки, ни шубу. Сейчас находится за двести километров от нас, пишет на ходу, едут быстро и писать неудобно. Как бы мне хотелось хоть несколько дней побыть там, где делают свое святое дело Володя, Женя и другие ребята. (...)
27 января. Могучий голос Левитана: «Сообщение Совинформбюро.
28 января. По приказу генерала Говорова был дан салют в 24 залпа из 324 орудий. Наш город салютовал войскам Ленинградского фронта. Это привет и благодарность от ленинградцев Володе, Жене и всем, всем, кто нас освободил. Салют был грандиозный. Казалось, что гром и свет от залпов дойдет до фашистов, и так им станет жутко, как никогда еще не бывало. Когда раздавался очередной залп, у меня мурашки бежали по спине, так это было торжественно и красиво. Прожектора освещали шпиль Петропавловской крепости, Ростральные колонны и здания у Дворцового моста. Народа было – сколько хватало глаз, многие плакали.
Да, мы пережили много горя, теперь пришло время радостям, а главная радость – еще впереди. И я верю, что окончательную победу уже недолго ждать!
Дневник Капы Вознесенской
«Январь прошёл у нас не лучше декабря. В январе у нас умерли бабушка Груша, дядя Вася, тётя Шура, Сима и дядя Женя». Пожелтевшая тетрадка в линейку. Неизвестный почерк. Незнакомое имя. История этого дневника - детектив. Весной 2010 года во время капитального ремонта в Петербурге, в квартире на Галерной, 41, на антресолях, между проеденными молью пальто и старых телевизоров были найдены эти записи. «Капитолина Вознесенская» – значилось на первой странице. И это всё, что было известно.
Молодая семья Пестриковых, жильцы квартиры на Галерной, в которой когда-то жил Блок с женой, а потом была коммуналка, в которой постоянно сменялись жильцы, порой забывая свой скарб на общих антресолях, передали находку в небольшое питерское издательство «Красный матрос». Издательство выпустило дневник отдельной книжкой к юбилею снятия блокады.
К тому моменту изыскания в архивах и запросы в МВД не дали никакого результата, и следа автора дневника по-прежнему не было найдено. Но после публикации история Капы, обрывающаяся в 1942-м, начала проясняться.
Через знакомых Капитолины выяснилось, что дневник она начала вести в 14 лет, что пережила блокаду, после войны работала на железной дороге, а до выхода на пенсию – заместителем директора по кадрам «Ленбытхима». Умерла в 1995 году, схоронив за 40 дней до своей смерти единственную дочь и не вынеся этой потери. Муж Капы Вознесенской лишился квартиры и доживал у родных, в коммуналке на Галерной. Вместе с невеликими пожитками он взял с собой и блокадный дневник умершей жены, который после его смерти, видимо, вместе с прочими вещами и переехал на общие антресоли...
1941
24 октября. Сегодня утром мы ходили за хлебом у нас очень холодно еще не топят спасаемся керосинкой. Незнаю чтобы мы стали делать если бы ее не было. Мама мочит горчицу надеясь из нее делать лепешки не знаю что из этого выйдет. После обеда мы пошли к Тете Тоне и она дала нам целую сетку посуды. Дядя Сережа сегодня принес буржуйку а папа целый мешок капустных листьев. Наверное с завтрашнего утра начнут топить. А керосинку Томилины фиги с две получат, пускай тогда отдают нам кислую капусту. (...)