Детские сердечки
Шрифт:
– Он скоро будет, – вновь взял разговор в свои руки плешивый.
– Тебя хоть как зовут, гордый сын польского народа?
– Что, так заметно, что я поляк? – делано изумился очкарик.
– Акцент у тебя специфический, трудно спутать, – кисло улыбнулся я.
– Янек, можешь звать меня так или просто Яном.
– Как из «Четырех танкистов и собаки»?
– Да, именно так.
– Ну а меня можете звать…
– Мы знаем, кто ты такой! – зло перебила меня Жанна. Моё присутствие её явно нервировало. – Убийца,
Не успела она придумать, чем еще меня оскорбить, как в темном окне мелькнул свет фар подъезжающего автомобиля. И через пару минут к нам вошел, смахивая воду с дорогой кожаной куртки, невысокий, но крепкий лысый субъект. Мельком взглянув на меня, он поинтересовался у Янека на чистом английском языке о детях. По крайней мере, слово «babies» я узнал. Очкарик что-то быстро заговорил. Иногда в разговор вмешивалась толстуха.
Беседа, похожая на перепалку, длилась не долго, через десяток фраз Жанна выхватила мобильный телефон и начала куда-то названивать. Несколько коротких звонков и она, как сержант, доложила командиру о выполненной работе. Было забавно наблюдать за этой субординацией.
– Сейчас Вику увезут, – на русском обратился Ян. – Хочешь попрощаться?
– Куда увезут?
– К родителям. Настоящим. Заказ давно оплачен, и сегодня до рассвета её нужно вывезти из Норвегии.
– Как?
– А это не твоего ума дело! – не смогла смолчать бывшая метательница ядра.
– Жанна, не начинай! Лучше подготовь машину, – перебил её Янек, и рыжая бестия, фыркая, вышла из комнаты прочь. Когда её могучее тело скрылось за дверным проёмом, поляк махнул рукой. – Пойдём.
Мы вышли в полутемный гараж, где на заднем сидении БМВ, спали умаявшиеся за день дети. Я с грустью смотрел на эти счастливые в сонном беспамятстве мордашки, и представлял лицо моей девочки, которое уже никогда я в этом мире не увижу. Мои кулаки мгновенно сжались, вновь захотелось крушить и рвать всё, что попадется в руки.
Выдохнув, я попытался успокоиться, глядя на детишек. Но тут по лицу Фати прошла волна, с него моментально сошла улыбка. Девочка начала вертеться, вскрикивая от ужаса, увиденного во сне. И как по команде кричать начали все. Несколько секунд и крик превратился в плач. Что-то бормоча, дети переживали ужасный кошмар.
Я взял Вику, которая лежала с краю, и прижал к груди. Девочка, открыв глаза, улыбнулась, и, прошептав: «Дядя Витя», уткнулась в меня, тут же успокоившись. Успокоился и я.
Неожиданно рядом оказалась Жанна. Нырнув на заднее сидение «бехи», она запела удивительно мелодичным голосом колыбельную, одновременно поглаживая малышей по головкам, каждым движением принося им покой и умиротворение. Не прошло и двух минут, как в автомобиле раздавалось дружное сопение.
– Дай мне её, – прошептала толстуха, выбравшись наружу. – Нас уже ждут.
– Кто?
– Это не моя тайна, – на
– Не задерживайся, – обратился к ней Ян. – До утра надо будет придумать, где укрыть детей.
– А по Акселю, разве еще не решили?
– Нет. Родители пока деньги на него собирают, у них по плану время до послезавтра было.
– Значит надо торопить. После выходки этого, – Жанна кивнула на меня, – рядом с малышами находиться опасно.
– Какие деньги, какой выкуп? Вы о чем вообще?
– Сейчас всё поймешь. Пойдем к Дику.
После отъезда рыжей бестии вместе с Викой на Рендж Ровере, мы вернулись в полутёмную комнату, изображающую здесь офис, где тихо между собой переговаривались лысый тип и коп. Увидев нас, они замолчали, а лысый указал рукой на скамейку, на которой я до этого и сидел.
– Янек, я не понял, вы что, детей продаёте? – проигнорировав жест «босса» я остался стоять в дверях.
– Нет, конечно. Мы детей возвращаем родителям. Настоящим родителям.
– Предварительно собрав с них лишнюю сотню шекелей?
– А как иначе? – искренне удивился поляк. – Чтобы ребенка вернуть, его, для начала, надо из приёмной семьи украсть. А это уголовное преступление. Плюс ребенка нужно из страны вывезти, а это не так легко. Родители просто оплачивают нашу работу, наше время и наш риск, вот и всё.
– Ну вы и барыги, на чужом горе наживаетесь, – я сплюнул под ноги, продемонстрировав всё презрение, на которое был способен.
– Кто наживается? Мы? – Ян впервые за эту ночь потерял самообладание. – Мы все, как и ты лишились своих детей, своих близких. И ты еще смеешь упрекать за то, что мы помогаем остальным?! Не охренел ли ты?
– За деньги? Естественно, помогаете. Чего бы за баксы не помочь?
– Заткнись, – прошипел Янек. – Еще раз так скажешь, и я за себя не отвечаю.
– Что скажу? Что вы алчные твари, делающие бизнес на детях?
Что произошло, я даже и понять не успел. Вот рыжий, плешивый поляк стоял в метре от меня, и вот я уже лежу на грязном полу, а он, оседлав меня, бьет по лицу. Бьет четко, резко, методично. Спасло меня только то, что полицейский, вместе с лысым типом, вмешались, и оттащили взбешённого очкарика.
– Ты нааверноее не праавильноо пооняал, – сказал Люк, помогая мне подняться. – Сядь, мы сеейчас тебее всё объяасниим. Держии.
Я принял из его рук платок и проложил к разбитому носу, усевшись всё же на указанную скамейку.
– Чтоо, не ожидаал такооого от Йаанна? Маало кто ожидаает, – нагло ухмылялся полицейский, глядя на меня, останавливающего кровь, пока Дик, чуть вдалеке экспрессивно что-то внушал Янеку.
– Ян, – громко сказал я. – Ты хотел мне о чем-то рассказать? Я тебя слушаю.