Детские сердечки
Шрифт:
– Ну а в «Брате»?
– А в «Брате» не так. Главный герой преподнесен как хороший парень. Хороший парень, творящий ужасные вещи.
– В смысле?
– Он убивает, не особо задумываясь, тех, на кого покажет старший брат. Ему достаточно объяснить, что этим он делает хорошее дело. И он до конца уверен, что убивая очередного человека, порой случайного, он остается положительным героем. У него нет в голове преграды, которая останавливает и заставляет задуматься. Он не думает, он просто нажимает спуск и, даже если гибнет невиновный, этот Данила об этом больше никогда не переживает,
– Даже так?
– А как иначе? Этот Данила ко всему прочему не может устроить свою личную жизнь. Женщина – водительница трамвая, с ним только изменяла мужу, развлекалась, но не поехала, всё бросив, когда он попросил. Тусовщица была с ним только из-за денег, ну а про проститутку в Америке вообще молчу. Если бы он её смертельно не подставил под проблемы с сутенёром – она с ним рядом ни за что не была бы.
– А певица?
– Певица с ним просто играла. Он игрушка, не более.
– И что ты всем этим хочешь сказать?
– Он одинокий, психологически нездоровый человек. У него даже нормальных друзей нет, есть лишь боевые товарищи, с кем он воевал, то есть, те с кем он должен был волею судьбы выжить. Друзьями их сделала война. Всё, – Янек перевел дух. – И ты хочешь сказать, что это культовый фильм у вас? Это ваш национальный герой?
– Видимо да, – ответил я, подумав. – Это наш герой, разбирающийся с несправедливостью и ищущий правду жизни теми способами и методами, что ему доступны – через грязь, кровь и боль. Он не особо задумывается над своими действиями, потому что свято уверен в себе, и от того не подвержен сомнению уже ступив на свой путь.
– Прямо как ты? – Ян внимательно поглядел мне в глаза.
– Я? Я не такой, – я отмахнулся. – Сомнения мне не чужды. Каждую ночь мысли одолевают мою большую голову.
– Ну а для чего же еще нужны герои? – философски заметил поляк. – Герои нужны, чтобы к ним стремиться!
На этом разговор и иссяк. Дальше ехали, погрузившись в свои сомнения и мысли. А, между тем, город Осло просыпался.
Солнца опять было не видно за толстым одеялом из серых облаков. Сумерки наступающего дня пробивались через свинцовое небо и мелкий снег, ниспадающий вместе с ветром на промерзлую землю.
К моему великому изумлению, мы проехали мимо работающего фонтана. Нет, фонтаны я видел и в своем родном городе, но то, что они способны работать при минус пятнадцати – даже и представить не мог. Впрочем, чем бы, дитя не тешилось – лишь бы в депрессию не впадало.
Наша задача была проста – перехватить детей в одной из местных школ во время большой перемены. Как мне объяснила Жанна, первые классы тут напоминают наш детский сад. У детей нет полноценных предметов – они просто вместе с воспитателями учат каждую букву алфавита в отдельности. Единственно, что занятиям на улице уделяется больше, чем в России времени, даже зимой. На это и был расчет.
Мы добрались до места как раз к тому времени, когда детей привозили в школу. Оставалось минут двадцать, чтобы еще раз оглядеться. Ричард должен был несколько раз объехать район и припарковаться так,
В своих шоферских навыках я был уверен, не зря сидел за рулем в охранном экипаже. Я почти никогда не опаздывал на вызов, выжимая из автомобиля всё, что можно и нельзя. А уйти от погони тут, даже на электромобиле – дело пяти минут. По крайней мере, я себя в этом уверил.
Просто так сидеть в салоне было скучно, и к еще одному великому изумлению я обнаружил в бардачке набор отверток. Как я знал из рассказав Люка и Яна – дело это небывалое, свои машины тут чинят исключительно в специализированных автомастерских. Подобрав среднюю крестовую, я тут же прикрутил расшатавшийся противосолнечный козырек. И плевать, что машина эта, скорее всего, в угоне, хотя я точно этого и не знал, но у меня проснулось желание что-то делать.
Подошедшего к машине человека, я не заметил. Раздался стук по стеклу водительской двери и в окно ко мне заглянул улыбающийся черноусый мужик. Он размахивал руками и что-то говорил. Что именно – я не разобрал. Стекло и непогода надежно глушили слова. Пришлось открывать окно. Оказалось, что зря. В меня ткнулся ствол пистолета.
Я рванул вперед, так, чтобы оружие оказалось между ухом и плечом, зафиксированный сверху левой рукой. Правая же рука в резком выпаде уходит в сторону мужика. И только я потом сообразил, что в руке зажата отвертка, которая вошла в горло по самую рукоять. Глаза нападавшего от удивления округлились, но спусковой крючок на пистолете он выжать успел. Громкий выстрел оглушил меня, одарив, по сути, полноценной контузией.
Выдернув зачем-то окровавленную отвертку, я уронил её под ноги, оттолкнул обмякшее тело и завел Нисан.
Что?! Как?! Куда?!
Мой мозг не мог ответить. В глазах темнело, а к горлу подкатывался ком тошноты. Я помнил лишь одно, что я тут не один. И у товарищей могут быть проблемы. О том, что это был за человек, я в тот момент и не задумывался.
Вырулив на дорогу, я помчался по до перекрестка, за которым скрылись Ян и Жанна. Вырулив налево, я практически наткнулся на них. Безмятежно, они делали вид, что разглядывают картины в витрине небольшого магазинчика.
– ЯН! – крикнул я, возможно даже более громко, чем было нужно, так как на меня оглянулись вообще все пешеходы на том тротуаре.
Но не успел товарищ ответить, как его и Жанну словно тряпичных кукол отбросило на ту самую витрину. Выстрела я не слышал, но без него явно не обошлось. Я быстро огляделся, пытаясь сфокусировать внимание, и успел заметить мужчину, спешно прячущего обрез двустволки под пальто. Он зло оглянулся, во взгляде читалась нескрываемая ненависть.
Как у меня в руках оказался трофейный пистолет, я не понял. Еще секунду назад он впивался в спину, прижатый к креслу…
Несколько выстрелов и фигура неприятеля медленно осела на припорошенную снегом брусчатку. Расстреляв весь магазин, я попал от силы раза три, все остальное ушло в молоко, в стену дома.