Детский Мир
Шрифт:
Она знала, что в соседней комнате, как обычно, его ждут главные «пакостники», и если стали громче обычного говорить, значит спор — идет торг. Вскоре Столетов вернулся весь багровый, злой.
— Не только «пакостники», а. — он очень грубо проматерился. — Ты знаешь сколько я за эту скрипку и тебя уступил?
Она молчала. Теперь торг, и не вещами, начался здесь.
— Так, Афанасьева. Слушай меня внимательно. Скрипка отныне твоя — ты отныне и навсегда моя. Договорились?
Рядовая не имеет права не договариваться с подполковником.
— Так точно, —
— Не-е-ет, — подошел вплотную Столетов, выдыхая аромат вина, схватил ее за плечи, слегка трухнул. — Ты слово дай, как княжна Гнедина.
Она очень долго молчала, все ниже и ниже опуская голову, понимая, что и без скрипки итог войны для нее был бы не иной:
— Даю, — унылым шепотом.
Она думала, что отныне стала рабыней, получилось наоборот; она делала все, что хотела, Столетов молча все это поощрял, а сам был как никогда ранее угрюм, задумчив, где-то далеко витал. И вот в один вечер он усадил Афанасьеву напротив себя и, судя по его сморщенному, постаревшему лицу, она поняла — он с трудом принял какое-то решение.
— На днях будет машина, ты и. — он назвал фамилии двух главных «пакостников», — отправляетесь в Швейцарию.
— Как? А мама? — не сдержалась Анастасия.
— Маму еще увидишь. А сейчас ты в армии; приказ не обсуждают, а исполняют. Понятно, рядовая Афанасьева?
— Так точно.
— В общем, ты под видом перебежчицы уходишь, потом будешь выполнять наши задания.
— А вы?
— Через два-три месяца я выйду на тебя, будем жить, наверное, в Лондоне.
— А мама? — вновь она о своем.
— Маму скоро увидишь. Никому ни слова. Ни маме, ни тем более, как ты их называешь? Ха-ха, этим «пакостникам». Понятно?
— Так точно.
— Отставить. Теперь ты вроде гражданский человек, хотя служить отечеству придется всю жизнь, — он закурил. — Далее. Завтра отправишься в город, купишь одежду такую, как носят местные фрау. И возьми теплые вещи; последний переход будет через горы Альпы, а там, говорят, еще снег.
— А скрипка?
— С собой можешь взять всего одну поклажу. Хочешь, скрипку сохраню у себя.
— Нет, возьму с собой.
— Как хочешь. Только остерегайся «пакостников»; они на нее, да и на тебя, глаза, по-моему, навострили.
— И вы меня в эту компанию?
Он в упор, исподлобья, уставился на нее:
— Служба такая, — со свистом, тоскливо выдохнул он.
— Служба, которая имеет дело с людьми, не брезгующими изменой.
— А? Что? — рассеяно спросил Столетов.
Она не продолжила тему. На следующий день без какой-либо охраны, сама отправилась в город, а вернулась к вечеру — в подразделении переполох: одна группа попала под обстрел, много убитых, а два самых главных «пакостника», приятели командира, вовсе исчезли, слух — захвачены в плен. А Столетов у себя заперся, лишь Афанасьеву впустил, изрядно пьян, глаза на выкате — красные, гневные.
— Обвели, как мальчишку обвели — сволочи! У-у-у! — он с бешеной силой ударил кулаком по массивному столу, так что все разлетелось. — Найду! Обязательно обоих
Столетова вызвали в штаб дивизии, говорили, что лишился уже присвоенного звания полковник и ордена «Славы». Спецвзвод тоже отозвали в распоряжение дивизии, расформировали. Афанасьеву определили в женскую роту, и оказалось, что именно женская рота первой возвращается на Родину.
Счастью Анастасии не было предела. Столетова видеть она не хотела, и лишь, когда объявили, через два дня отправка, она подумала: надо бы попрощаться. И, словно угадав ее желание, в роте объявился один из рядовых «пакостников».
— Афанасьева, Столетов тебя вызывает.
Ее повезли на машине, недолго, всего минут десять от части. В лесу, на склоне горы, у маленькой шустрой речки — небольшой, аккуратненький, как все у немцев, домик, далее что-то вроде баньки, там валит дым. Во дворе солдаты-узбеки готовят в большом казане плов, здесь же рядом на вертеле жарится поросенок. И первым, кого она увидела, — Столетов: трезв, все пуговицы застегнуты, как по Уставу, несет поднос с едой.
— Афанасьева! Настя, ты? — он чуть не уронил ношу, положил ее прямо на землю, и, отводя ее в сторону: — Как ты сюда попала?… Вот гады, вот паскуды!… Беги, беги быстрее по той дороге, там часть — и не высовывайся.
— Столетов. Подполковник, — хмельной голос за их спиной. — С кем ты там скрытно от начальства обнимаешься? А-а! Вот она, Шехерезада Столетова! Вот с кем он забавлялся, пока нас вокруг носа не обвели.
— А что, недурственна, недурственна, — появился в дверях другой генерал.
— А скрипку взяла?
— Пригласите даму за стол! — из маленького домика вывалило много генералов и полковников.
— А Столетов не дурак.
— Вот такие наши девки! А местных видели? Ужас!
— Я сказал вам: русскую женщину, советского бойца-победителя на почетное место, за стол.
— Столетов, бегом в часть за скрипкой.
— Эх, гульнем напоследок. Водки, наливай!
За столом, который и без плова и поросенка уже ломился от яств, все было более-менее чинно, благопристойно, если не считать непрекращающегося мата. Афанасьеву заставили «до дна» выпить «За Победу!», «За Родину и Сталина!» и «За советских женщин!» Больше она не пила и не могла, опьянела как никогда, ведь стаканы граненые.
В какой-то момент она искала и расспрашивала Столетова. Прямо за столом отключилась. Чуточку очнулась, когда ее тащили в баню. Ночью какой-то офицер буквально «прополоскал» ее в студеной горной реке, отвел в часть.
Утром Афанасьева не смогла встать: все тело болит, озноб, голова болит.
— Так ей и надо, шлюха, — крикнула взводная повариха. — Пока на скрипке играла, столько народного добра гады растаскали.
— А ну, замолчи! Пошла отсюда, — вступилась взводный доктор. — На тебя никто не позарится — вот и трещишь понапрасну. Расступитесь, — склонилась она над Афанасьевой и осмотрев всю. — Ей нужна срочная госпитализация. Может быть, гематома головного мозга.