Детский сад
Шрифт:
— Мы просто сидим и слушаем музыку, Макс, — отозвалась Милена. — Нам бы хотелось с вами поговорить. Мы подождем снаружи.
— Я сегодня вечером занят, я не смогу.
— Хорошо, когда вы свободны?
— Найдите меня как-нибудь в другой раз!
— Вас никогда нельзя отыскать. Одна неделя, Макс, — вы это помните? Два дня из нее уже истекли. Нам необходимо найти ту вещь, Макс, которую вы потеряли. Этот человек сможет вам помочь.
Зашевелились на своих сиденьях оркестранты, приглушенно переговариваясь друг с другом.
— Хватит, — сказал вполголоса Эл, — прекрати.
— Итак, мы подождем снаружи, — предупредила Милена, прихватывая пальто.
Они молча вышли в коридор.
— Уф-ф, — перевел дух Эл, когда двери за ними захлопнулись.
— Что ты выяснил? — спросила Милена.
Эл нахмурился. Из-за дверей приглушенно донеслась музыка — оркестр продолжил играть.
— Дело обстоит примерно так. Этот человек способен двигаться лишь в одном направлении. — Эл рукой изобразил движение, на манер стрелы. — Затем сила, которая дает ему движение, его покидает, и он оказывается в мертвом штиле, пока его не подхватывает очередной вектор силы, на этот раз в другом направлении. Но и он действует недолго, поскольку этот человек вспоминает, что должен был двигаться в другую сторону. У него нет центра тяжести, некоей внутренней гравитации.
Музыка словно кралась сквозь дверь — вялая, призрачно печальная.
— Он совершенно лишен веса, — продолжал Эл, — ему неведомы ни верх, ни низ. Он совершенно, полностью потерян. Как какой-нибудь несчастный, капризный ребенок-переросток. Он никуда не мог двинуться с самого детства, застыв в своем ребячестве.
Музыка в очередной раз прервалась. Слышно было, как Макс что-то приглушенно говорит оркестру.
— И кстати, поэтому ему и нравится музыка. Она уже расписана по нотам, отрепетирована. В ней он может скользить по заданному направлению. Это единственный случай, когда он куда-то движется. Мы все лавируем сквозь время, как рыбы сквозь течение. Он же в нем попросту теряется. Исключение составляет только музыка. С той лишь существенной оговоркой, что она не должна его удивлять. Так что, — Эл взглянул на Милену со странноватой улыбкой, — новую, незнакомую музыку он ненавидит.
Проблема опять была во времени. Звучание за дверью снова возобновилось.
Загадочная улыбка по-прежнему не сходила у Эла с лица.
— Поэтому он и ненавидит тебя. Ненавидит «Комедию». Терпеть не может вас обеих. Потому что из-за вас он вынужден считать себя ничтожеством.
По окончании репетиции Макс вновь видел свой неотступный кошмар, караулящий его в коридоре. Угловатая скрипачка вышагивала с ним рядом, бледная от ярости.
— Да как вы смеете так себя со мной вести! — с ходу набросился Макс, бледнея перекошенным лицом и потрясая в воздухе кулаками.
— Кто вы такая? — гневно вскричала и первая скрипка, полыхая на Милену яростным взглядом. — Нет, кто вы такая, чтобы прерывать такую репетицию? Это наиталантливейший музыкант, а у него из-за вас сплошная головная боль!
— Ну, начать с того, что головная боль возникла как раз у меня, и именно из-за него, — спокойно парировала Милена. — Этот музыкант потерял партитуру целой оперы. Причем единственный экземпляр.
— Не с-сметь! — завопил
— Взял и потерял, — продолжала Милена. — А потерял потому, что она приводит его к неутешительному выводу: что сам он такой музыки не смог бы написать ни за что и никогда.
— Милена, — предупреждающе подал голос Эл.
— Новая опера? — Мадам горько усмехнулась. — Боже мой! Да они у нас каждый месяц. Настоящуюоперу уже никто не может написать: кишка тонка. Конечно, появляются иногда всякие амбициозные выскочки вроде вас, у которых понятия об оперной музыке не больше, чем… — Она даже растерялась, не зная, с кем или с чем сравнить. — О-о-о! Да вы должны быть благодарны, что такая величина, как Макс, вообще соизволила на нее хотя бы взглянуть!
— Мы ни в коем случае не хотим его обидеть, — вмешался Нюхач Эл. — Ни в коей мере. Нам бы лишь пару минут побыть с ним наедине. — Нежным движением взяв Макса за запястья, он начал разгибать ему сжатые в кулаки пальцы. — Буквально на минутку пройтись с ним назад, на сцену. Туда, где волшебно звучали инструменты. Красавицы скрипки, арфы. Гобои. Где все еще буквально дышит теплом музыки. Мы немножечко туда пройдемся, и вы как раз расскажете мне о той музыке, которую любите. Ведь правда, Макс? Может, это поможет вам вспомнить.
— А оначто, тоже там будет? — переспросил Макс, с немым ужасом глядя на Милену, как будто она была грозной мамашей, а он — нашкодившим мальцом.
— Нет, нет, — успокоил его Эл. — Только вы и я.
— Если с ним что-нибудь произойдет, — первая скрипка ткнула перстом в сторону Милены, — вы за это ответите. Макс, я буду дожидаться внизу.
— А я здесь, — сказала Милена.
Нюхач Эл с Максом отправились обратно в зал, а Милена осталась на том же месте. Сколько теперь ждать? Что такое время? Она принялась разглядывать свои ногти. Местами обкусанные, без маникюра.
«Ну пожалуйста, — молила она, сама не зная кого. — Пожалуйста, пусть он хотя бы вспомнит».
Наконец дверь отворилась и наружу вышел Эл, держа под локоть Макса. Дирижер безудержно рыдал, вытирая лицо пухлыми кулаками. Милена посмотрела Элу в глаза.
— Мы ее нашли, — сказал тот.
Макс вдруг вырвался и бегом припустил к лестнице.
— Элис, Элис! — слезливо звал он на ходу, неверным шагом одолевая ступени.
Эл проводил его взглядом.
— Он действительно не ведал, что творит, Милена. Все это крылось у него глубоко-глубоко, под Паутиной.
— Там, где Огонь, — догадалась Милена.
— Да, под сердцем. — Эл опять тяжело вздохнул. — Он был подобен лабиринту, жутким петляющим катакомбам с огромными завалами. — Эл остановившимся взором смотрел перед собой, со страхом запоздалого осознания возможной катастрофы. — Еще немного, и я бы окончательно там заблудился.
— Спасибо тебе, — признательно сказала Милена, коснувшись его руки. — Может, чего-нибудь выпьешь?
Эл покачал головой: «Нет, не надо».