Детский сад

Райман Джефф

— Но ведь я же не просто техник, верно? — сменила тактику Троун. Встав, она со скорбной улыбкой молитвенно сложила руки; эдакий ангелочек. — Между прочим, у меня свой собственный подход к Данте. Между прочим, я и сама готова заняться режиссурой. Мне тоже надоело быть на взводе. А амбиций у меня не меньше твоего. Ты пока срежиссировала только один большой кусок. И то плохо. А я и сама могу поставить оперу Ролфы Пэтель. Я ее подсокращу. Чуток подрежу. Как, помнишь, ты тогда сделала с «Фальстафом». Думаешь, одна ты тут умеешь ставить спектакли? И вообще, я дешевле обойдусь.

На

какую-то секунду Милену пронизал страх.

«А ведь в ее словах есть логика. Хотя стоп, о чем это я! Держись давай. Тебя утвердили».

— И утвердили тебя, — продолжала Троун, словно читая ее мысли, — только из-за положительного социального эффекта оперы. А у меня будут такие же эффекты, и гораздо быстрее, а значит, и расходов меньше. Ты сама подумай. Вот ты пытаешься меня вывести из игры, а я возьму и выведу из игры тебя.

«Наваждение какое-то, — внушала себе Милена. — У нее нет никаких полномочий, нет доступа. С ней никто не будет работать, я для нее была последним шансом. А вдруг они и вправду подумают, что так будет лучше? Неужели они забыли, как она себя вела до этого? Если так, то они идиоты и заслуживают того результата, который получат. Хотя что это я? Я буду бороться, чтобы все вышло как следует».

— Ну давай, давай, — подзадорила Милена. — Дерзай, пробуй. Пойди и скажи: «У меня идея такая же, как у Милены Шибуш, только я ее обставлю дешевле и непригляднее. Понапихаю вам опять гигантских крабов, кустарно сработанных драконов. Вы только мне поручите самую большую театральную постановку, чтобы она потом всем запомнилась как мой дебют.

Заранее отрепетированные фразы легли гладко, как хороший паркет. И тут чувства хлынули у Милены через край.

— Мне это надоело, Троун! Ты мне обрыдла. Ну почему я должна метать перед тобой бисер, скажи на милость?

— А потому, детка, — по-девчоночьи тонким голосом, с сарказмом пропела Троун, — что за тобой кое-какой должок.

— Какой еще должок?

— А твой первый успех?

«Боже, да оставьте же вы меня в покое. Дайте продохнуть».

— Бедная маленькая Милена, — умильно хихикнула Троун, качнув головой, — все чего-то боится.

Она подошла близко, вплотную. Чувствовался ее запах, ее грудь касалась Милены.

— Я ж тебя предупреждала, — сказала Троун. — Говорила тебе, что ты меня возненавидишь.

Сквозь рубашку чувствовались твердые шишечки ее сосков. Нос Троун, дыша теплом, скользнул Милене по лбу, по волосам.

«Только этого мне еще не хватало. Да когда же это закончится!» — Милена оттолкнула ее прочь, подальше от себя.

— А ведь я им могу все рассказать, Миленочка. А что, расскажу им про нас. О нашей пикантной связи, во всех подробностях, а? Или задам тебе при них несколько вопросиков о вас с Ролфой, как там у вас все было. И понравится ли им тогда ваша опера, если откроется, что это памятник — да что там, целый монумент Неправильной Морфологии?

«Пускай, пускай пугает», — успокаивала себя Милена.

— Да я им уже рассказала, Троун. Они все знают и реагируют совершенно спокойно. Так что давай, иди рассказывай, радость моя. А вот я им

расскажу, как ты забрала у меня из головы свет и грозилась сжечь мне сетчатку. А заодно напомню, что ты каким-то образом умудрилась уклониться от Считывания. Вот тогда они за тебя возьмутся: наширяют так, что башка винтом пойдет. Давай, иди действуй, а я устрою так, что Консенсус раздавит тебя как муху.

Троун была права: Милена ее ненавидела. И даже сама не догадывалась, что ненавидит в такой степени.

Та буквально застыла. Но оправилась достаточно быстро и захихикала. И, сдернув у Милены с кровати покрывало, сунула его в кастрюлю с розовой от курятины водой.

— Ах ты тварь! — вырвалось у Милены. Вскочив, она выдернула мокрое, в пятнах покрывало из кастрюли.

Злость придала ей красноречия.

— Все, ты уволена, раз и навсегда! Пошла прочь! Про постановку забудь.

— Ничего, главное, чтобы тыпро меня не забыла, — с напускной игривостью пропела Троун. — Так что являться я к тебе буду до тех самых пор, пока своего не добьюсь.

В таких обстоятельствах, видимо, и совершаются убийства.

— Да сколько угодно. Посмотрим, чего ты добьешься. Ничего ты, радость моя, из меня не вытянешь. Ничего и никогда. Ты права: я действительно тебя ненавижу.

— О! — Троун скривилась, как зловредная кукла. — Значит, я ужевыиграла.

— Выиграла, выиграла, — в тон ей протянула Милена. — Возьми с полки пирожок.

Троун, развязно хохоча, кинулась на кровать Милены: дескать, что хочу, то и делаю.

«Нет, да я ее в самом деле убью, — мелькнула у Милены мысль. — Проще простого: взять вот сейчас кухонный нож и зарезать, а труп завернуть в изгаженное покрывало и пойти вышвырнуть в реку. Это, что ли, у тебя и называется победой?»

Милене сделалось тошно, в буквальном смысле.

«Я хочу уйти, прочь от всего этого». Хотелось закрыть лицо руками, хотелось расплакаться — но только не перед ней, не перед Троун. Вот она, с напускным безразличием взирает с постели, ждет. Троун угадывала мысли Милены. Было видно, что она лежит и дожидается — неужто и впрямь на что-то надеясь? Ей так и хочется, чтобы она, Милена, схватилась за нож. Тогда она завопит, станет звать на помощь, и тем самым меня уничтожит. Или же даст себя прикончить и этим прикончит меня. Мне нужен замок. Сколько можно терпеть, что в комнату суются все кому не лень! Нужен замок и еще чтобы этой особе сделали Считывание и закачали ей вирусов под завязку.

— Мы обе сошли с ума, — подала голос Троун. — Нам бы вдвоем, взявшись за руки, пойти в Зал Считывания, — чуть ли не с мольбой, совершенно искренне сказала она. — Если нам этого не сделать, то, я чувствую, произойдет что-то ужасное. Не знаю что, но непременно произойдет. Я знаю лишь, что не могу позволить тебе так со мной обойтись. На это у меня ума хватает. Думаю, мне придется тебя уничтожить. Я становлюсь просто одержимой, Милена. Я не могу остановиться.

Это звучало вполне правдиво. Вместе с тем Милена чувствовала в себе несгибаемую твердость.