Детство Иисуса
Шрифт:
Он оглядывает первую анкету. Имя, адрес, возраст, форма занятости.
– У вас наверняка и моряки с судов есть, – замечает он. – Они тоже заполняют анкеты?
– Вы моряк? – спрашивает женщина.
– Нет, я работаю в порту, но я не моряк. Я говорю о моряках, потому что они сходят на берег всего на ночь-другую. Им тоже нужно записываться к вам, когда они сюда заходят?
– Услугами этого учреждения можно пользоваться только при одобрении членства.
– И сколько времени занимает одобрение?
– Одобрение – это недолго. Но после этого необходимо договориться
– Я должен договориться о приеме?
– Необходимо, чтобы кто-то из терапевтов принял вас в свой список. Это займет некоторое время. Зачастую у них в списках нет мест.
– Так, значит, будь я моряком, о ком шла речь, моряком, у которого всего ночь-другая на берегу, мне сюда являться не имело бы смысла. К тому времени, когда мне назначили бы прием, мое судно отплыло бы в моря.
– «Salon Confort» работает не ради моряков, сеньор. У моряков есть свои учреждения – там, откуда они сами.
– Дома у них, может, и есть свои учреждения, но они не могут воспользоваться их услугами. Потому что они здесь, а не там.
– Да, разумеется: у нас свои учреждения, у них – свои.
– Понятно, да. Но, уж простите, вы рассуждаете как выпускница городского Института – Институт дальнейшего образования он называется, кажется.
– Ой ли.
– Да. Как выпускница одного философского курса. Может, логики. Или риторики.
– Нет, я не выпускница Института. Итак, вы определились? Будете записываться? Если да, пожалуйста, заполняйте анкеты.
Со второй анкетой у него больше трудностей. «Заявка на личного терапевта», – озаглавлена она. – «Ниже опишите себя и свои нужды».
«Я обыкновенный мужчина с обыкновенными нуждами, – пишет он. – То есть нужды мои не чрезмерны. До недавнего времени я был полностью занят как опекун ребенка. После того как я отказался от ребенка (прекратил опекунство), мне как-то одиноко. Не знаю, чем себя занять». – Он повторяется. Это оттого, что пишет авторучкой. Если б у него был карандаш с ластиком, он мог бы описать себя экономнее. – «Мне нужно дружеское ухо – снять с себя бремя. У меня есть близкий друг-женщина, однако она в последнее время занята другими вещами. В наших с ней отношениях не хватает подлинной близости. На мой взгляд, снять с себя бремя можно лишь в близких отношениях».
Что еще?
«Я изголодался по красоте, – пишет он. – По женской красоте. Как-то изголодался. Я алчу красоты, которая, по моему опыту, пробуждает благоговение и вместе с тем признательность – признательность за удачу обнимать красивую женщину».
Он подумывает, не вычеркнуть ли весь абзац про красоту, но все же оставляет. Если его будут оценивать, пусть оценивают порывы его сердца, а не ясность мысли. Или логику.
«Что не означает, что я не мужчина и не имею мужских нужд», – грубовато завершает он.
Que tonteria! Какая мешанина! Какая нравственная сумятица!
Он сдает обе анкеты. Регистраторша просматривает их – не притворяясь, что не просматривает, – от начала и до конца. Кроме них, в приемной никого. Не час
– Вы не поставили одну галочку, – говорит она. – «Продолжительность приема: 30 минут, 45 минут, 60 минут, 90 минут». Какую продолжительность предпочитаете?
– Давайте максимальное облегчение: девяносто минут.
– Девяностоминутного приема вам придется подождать. Из-за расписания. Тем не менее я вас записываю на длинный первый прием. Позднее сможете поменять, если пожелаете. Спасибо, на этом все. Будем с вами на связи. Мы письменно известим вас о сроке первого приема.
– Ничего себе процедура. Теперь понятно, почему моряков тут не ждут.
– Да, «Салон» на преходящих не рассчитан. Но состояние преходящего преходяще само по себе. Некто преходящий там, откуда он родом, непреходящ, в точности так же, как любой, чей дом здесь, будет преходящим в других местах.
– Per definitionem, – говорит он. – У вас безупречная логика. Буду ждать вашего письма.
В анкете он указал адрес Элены. Проходят дни. Он спрашивает у Элены: письма нет.
Он возвращается в «Салон». На дежурстве та же регистраторша.
– Вы меня помните? – говорит он. – Я был у вас две недели назад. Вы сказали, что напишете. Ничего не получал.
– Сейчас посмотрю, – говорит она. – Вас зовут?.. – Она открывает шкаф с документами и извлекает папку. – Никаких неувязок с самой заявкой, насколько я вижу, нет. Заминка, похоже, в том, чтобы поженить вас с правильным терапевтом.
– Поженить меня? Возможно, я недостаточно внятно выразился. Не обращайте внимания на то, что я там написал про красоту и все остальное. Я не ищу идеальной пары, мне просто нужно общество, женское общество.
– Понимаю. Запрошу. Дайте пару дней.
Проходят дни. Письма не поступает. Не следовало писать слово «благоговение». Какая девушка, пытаясь заработать пару реалов на стороне, пожелает брать на себя такую ответственность? Правда, может, и хороша, но меньшая правда иногда лучше. Посему: «С какой целью вы записываетесь в “Salon Confort”?» Ответ: «Я в городе новенький, и мне не хватает знакомых». Вопрос: «Какого именно терапевта вы ищете?» Ответ: «Молодую и красивую». Вопрос: «Какой продолжительности прием желаете?» Ответ: «Устроит получасовой».
Эухенио, похоже, намерен доказать, что их разногласия насчет крыс, истории и организации труда в порту никак его не задели. Теперь после работы Эухенио чаще обычного увязывается за ним, и ему приходится повторять блеф о шестом автобусе до Кварталов.
– Ты определился с Институтом? – спрашивает Эухенио как-то раз по дороге к автобусу. – Думаешь записываться?
– Боюсь, я последнее время об Институте толком не думал. Пытался записаться в центр развлечений.