Детство на Шексне

Яцкевич Людмила

– Что вы стучите! Кто вам нужен?

Иван Феофанович, человек деликатный, смутился и робко пояснил:

– Мы ищем родственницу когда-то знаменитого артиста Ленского [1] . – И назвал её по имени и отчеству, но моя память не удержало это имя.

Тогда хозяйка дома открыла запертую калитку и, не оборачиваясь, пробормотала:

– Ходят тут всякие! Ладно, позову её…

Конечно, она не слышала никогда о знаменитом актёре… Мы долго стояли у калитки, не приглашённые внутрь двора, и были в недоумении: ждать нам или уходить ни с чем… Наконец, калитка с трудом отворилась, и к нам вышла согбенная старушка, одетая крайне бедно во что-то ветхое. Плечи её покрывала какая-то бесцветная попона,

кое-где сохранившая следы былого бархата оранжевого цвета. Лицо её со слезящимися глазами поразило меня какой-то безысходностью грусти. Вскоре выяснилось, что она очень плохо слышит и видит. Однако Ивану Феофановичу удалось, правда, с трудом, объяснить ей кто он. Он назвал её уже умерших родственников, с которыми он был знаком, напомнил и о довоенных встречах с ней в Череповце. Она, казалось, ничего не вспомнила, однако, когда он пригласил её к нам в гости, охотно согласилась. Вышла хозяйка дома и спросила:

1

Ленский Александр Павлович (до 1897 Вервициотти) (1847, Кишинёв – 1908, Москва), знаменитый актёр, режиссёр, театральный педагог.

– Что, забираете её совсем? Хватит мне с ней мучиться!

Иван Феофанович не оправдал её надежды и ответил смущённо:

– Нет, мы её к нам в гости сводим и назад приведём. Расскажите, как она жила все эти годы. Бедствовала, видать?

– Вы как думали! Если бы не я, она давно бы под забором умерла! У неё же никого из родственников не осталось. А пенсии ей не положено – барыне-дворянке!

Расстроенный и растерянный, Иван Феофанович попрощался с сердитой хозяйкой, и мы отправились домой с необычной гостьей. Она покорно и равнодушно шла за нами, опираясь на палочку.

Моя бабушка Надежда Феофановна нас приветливо встретила и усадила за чай. Долго мы все отогревались за этим чаем, словно побывали на каком-то холодном ветру. Наша гостья тихо сидела и почти не участвовала в разговоре, пила чай с пирогом и словно бы к чему-то прислушивалась. Наверно, к забытой музыке родного дома…

Но, увы, мы её не смогли у себя оставить. Слишком мала была наша комната… А может быть, и наша душа…

Помню, в тот год она к нам приходила несколько раз сама. Удивительно, как она нас находила! Обычно старушка сидела молча, пила чай с незамысловатым угощением и отогревалась. О себе ничего не рассказывала. Но и так было ясно, что она «из бывших», как тогда называли людей, по несчастью родившимися в XX веке дворянами или купцами.

На следующий год, когда Иван Феофанович приехал в Череповец, мы пошли на кладбище навестить умерших родственников и там недалеко от ворот увидели могилу этой старушки-сироты.

Сёстры

В четвёртом классе, когда нас приняли в пионеры, пионервожатая Зоя Ивановна пригласила несколько учеников в пионерскую комнату (были раньше такие комнаты в школах). Она сообщила, что даст нам очень серьёзные поручения. Мы все обрадовались: очень хотелось быть взрослыми и полезными людьми. Оказывается, у нас в школе есть тимуровский отряд, и нас тоже приглашают быть тимуровцами. Книгу Аркадия Гайдара «Тимур и его команда» мы все с удовольствием читали, поэтому предложение пионервожатой нас заинтересовало. Зоя Ивановна разделила нас на три команды и каждой дала записку с адресом. Она сообщила, что отправляет нас к одиноким престарелым людям для того, чтобы мы помогали им по хозяйству: принесли воды с колонки, дрова из сарая, помыли пол, в магазин сходили или ещё что-либо по их просьбе сделали.

Надо сказать, что все мы тогда, в 50-е годы, жили в деревянных домах и к такой работе были уже приучены. Нам, десятилетним, это не составляло труда. Мы обрадовались: нам доверили важное поручение – помочь нуждающимся! Не откладывая в долгий ящик, наша команда, состоящая из четырёх девочек, на следующий день после школы отправилась по указанному адресу. День был солнечный, морозный. Нам было почему-то всем очень

весело, какая-то радость нас распирала. По дороге мы громко смеялись, шалили, играли в снежки. И вот мы нашли нужный нам дом. Войдя в этот двухэтажный деревянный дом на первый этаж, мы растерялись: в длинном коридоре было несколько дверей. В какую дверь стучаться? Ведь нам был дан только адрес дома, а номер комнаты не указан… Тут вышла из одной комнаты молодая женщина и удивлённо на нас посмотрела:

– Девочки, кого вы ищете? К кому пришли?

В ответ я назвала фамилию и гордо добавила:

– Мы тимуровцы! Пришли помогать!

Женщина ещё более удивилась и указала на ближайшую дверь.

Мы постучали, но нам никто не отвечал.

– Стучите громче! – посоветовала соседка. – Сёстры болеют, наверно. Давно не выходили.

После нашего громкого стука дверь приоткрылась, и тихий слабый голос позвал:

– Входите.

В моей душе этот голос вызвал какую-то непонятную тревогу. Мы все притихли сразу и робко зашли в комнату. Перед нами стояла пожилая женщина, высокая, седая, с бледным лицом, ещё сохранившим тонкие красивые черты и какое-то особое выражение печали и подавленности. Чёрная шинель была накинута поверх её платья. В пустой комнате стоял старый стол, стул и две железные кровати. На одной из них, стоявшей в противоположном от дверей углу, лежала другая сестра, укрытая каким-то тряпьём, поверх которого была наброшена такая же чёрная шинель. Чувствовалось, что в комнате так же холодно, как и на улице.

Растерянные до крайности, мы молча стояли и смотрели на старую женщину. Старухой её нельзя было назвать. Необычная величественность и строгость были во всём её облике. Она спросила нас тихо:

– Вы, действительно, к нам пришли? Ничего не перепутали?

Я, как самая шустрая, ответила за всех:

– Нам дали ваш адрес… Мы – тимуровцы. Пришли к вам помогать.

– Помогать? В чём помогать?

Мы наперебой начали объяснять, что мы сможем для них сделать. Старая женщина растерялась и ничего нам не говорила в ответ, видимо, не сразу разобралась в ситуации. Тогда её сестра из своего угла промолвила:

– Катя, попроси воды принести…

– Да неудобно, Лиза, детей заставлять…

Мы обрадовались вдвойне. Во-первых, наконец-то они поняли, зачем мы пришли, а во-вторых, очень хотелось назад из этой непонятной холодной комнаты. Видимо, детский инстинкт подсказывал нам: здесь какая-то большая беда. Захотелось подальше от неё быть. В то же время нас охватила жалость к этим оставленным всеми старым женщинам.

– Давайте ведро! – с готовностью сказала Надя Морозова, моя подруга. – Я быстро сбегаю за водой, тут рядом колонка.

– А я дров принесу, будете печку топить. Потеплеет тогда в вашей комнате.

Первая сестра грустно сообщила нам:

– Ведра нет, есть только чайник. Можно с ним сходить за водой…

Дров тоже нет. Не запасли…

– Я могу за булкой сходить в магазин, – предложила Вера Обушонкова.

Старая женщина была в растерянности:

– Деньги кончились…

Тогда и мы растерялись. Впервые мы столкнулись с такой бедностью. Это был какой-то неведомый нам жестокий холодный мир. Мы в тот раз всё-таки принесли им воды в чайнике, потом попросили их не запираться, так как скоро вернёмся. В коридоре мы собрали свои копейки, подсчитали – на буханку хлеба хватит. Бегом побежали в магазин и вернулись в комнату с буханкой свежего хлеба. Сёстры обрадовались, хотя старались не показывать виду. Мы распрощались с ними дружески и пообещали снова прийти.

Дома я взволнованно рассказала бабушке и маме, у кого мы были. В ответ бабушка горько усмехнулась и сказала, обращаясь к маме:

– Видно, ссыльные. Зачем детей направлять к ним, лучше бы дали этим несчастным хотя бы маленькую пенсию.

Потом бабушка задумалась и сказала грустно:

– Если бы не ты, Елена, да не Николай, так и у меня бы такая участь была.

Мама её начала успокаивать:

– Ну, ладно, не дали тебе ничего за работу в деревне, так должны дать пенсию за погибшего Володю. Умные люди мне сказали, что дадут.