Детство на Шексне
Шрифт:
– Что же ты со мной делаешь! Пропала, зову – не отвечаешь! Хорошо, что люди показали, куда ты пошла!
Мы вернулись на наш участок, мама собрала вещи, и мы отправились назад домой. По дороге я расспрашивала маму об этом необычном саде, спрашивала о том, почему там так грустно и по-особому тихо. Она мне неохотно отвечала, рассказала, что под каждым холмиком погребён умерший человек. И вообще – это не сад, а кладбище… Я слушала с любопытством, но никак не смогла моя душа вместить слово «смерть», его смысл…
В.В. Розанов в характерной для него парадоксальной форме рассуждал об этом слове: «Какой это ужас, что человек (вечный филолог) нашёл слово для «этого» – «смерть». Разве это возможно как-нибудь назвать? Разве оно имеет имя? Имя уже определяет, уже что-то «знает». Но ведь мы об этом ничего не знаем».
Младенчество не знает смерти… И слава Богу! У Бога
А в земном измерении я узнала, что это такое через четыре года, когда умер мой дедушка Степан. Он лежал на столе в новой гимнастёрке. Пришёл старый священник и отпел его. Я его узнала: ведь он меня крестил несколько лет назад. Я лежала на кровати и тихо плакала. Лежала в той же, нашей единственной, комнате, так как болела ангиной и у меня была высокая температура. Кадильный дым во время отпевания окутывал и меня…
А ведь всего четыре года назад этот деревенский богатырь, вынужденный жить в городе, с удовольствием занимался огородом. Осенью он привёз с нашего участка домой мешки с картошкой. Урожай был богатый, и он играючи хватал мешок за мешком и водворял их в нашем подполье. Как любили тогда говорить наши вожди: «Жить стало радостнее, жить стало веселее!»
С тех пор прошло более шестидесяти лет. Старое череповецкое кладбище по-прежнему принимает всё новых и новых насельников. Теперь там упокоилось много и моих родственников. Упокой, Господи, во Царствии Твоём рабов Твоих – Степана, Надежду, Василия, Лидию, Марию, Андрея, Киру, Калерию, Надежду, Ольгу, Алексея, Валентину, Алексея, Клавдию, Евфалию, Таисию, Николая…
А ещё наши родственники – Владимир, другой Владимир, Александр, Ростислав, погибшие в Великую Отечественную войну, лежат в безымянных могилах…
Но Бог всех знает, и у Бога все живы!
Глава 5
Непреклонный отец Валентин
На Красноармейской площади, где взорвали Благовещенскую церковь, стоял деревянный дом, в котором жили священники. Мимо нашего дома нередко проходили то моложавый дьякон, то священник с прихожанками, возвращаясь из Воскресенской церкви после службы. Сначала я видела пожилых батюшек, один из них – протоиерей Михаил Смирнов меня крестил. Потом появился красивый молодой священник с длинными густыми волосами. Это был настоящий богатырь! Вид его был настолько необычным для нас, советских детей, что мы иногда специально выходили на перекресток, чтобы увидеть его. Он неспеша шествовал в длинном черном одеянии в окружении пожилых женщин. На груди сиял крест. Говорили, что ему всего 25 лет, что он учился в Москве в духовной семинарии. Звали его отец Валентин.
В 1953 или 1954 году моя крёстная тётя Рая, приехав очередной раз из деревни Квасюнино, побывала на службе в Воскресенском соборе и вернулась потрясённая. Отец Валентин служил очень смело, истово, горячо, и что особенно было необычным – после литургии он произнёс удивительную проповедь, покорившую сердца прихожан. По тем временам это считалось мужеством – открыто проповедовать слово Божие. Власти этого боялись и строго запрещали. По городу пошли слухи о необычном попе. Ведь раньше священников никто не замечал, да и жили они тихо, незаметно. А здесь такая яркая личность и так смело держится. В храм пошла молодежь, сначала из любопытства, но некоторые так и остались в церкви, получив в лице отца Валентина яркий пример непреклонного мужественного исповедания веры.
Бесстрашный молодой батюшка начал даже восстанавливать на церкви разрушенный купол и крест, но власти сразу же заставили снять всё. При отце Валентине возобновился крестный ход на ночной пасхальной службе. Но и здесь власти пытались это пресечь. Моя крёстная тётя Рая вернулась после ночной службы в каком-то тревожном, но радостном состоянии. Она сообщила нам, что во время крестного хода, необычно многолюдного, неожиданно через забор, ограждающий церковный двор, полетели камни и раздались злобные крики и брань. Там бесновалась толпа каких-то хулиганов, благо их в Череповце было много. На строительство металлургического комбината привезли досрочно освобождённых, для них были построены бараки за городом. Крёстная рассказывала:
– Было страшно, но мы, с Божьей помощью, прошли крестным ходом вокруг церкви с радостным пением «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав». Когда зашли внутрь, в окна храма снова полетели камни. Зазвенели стекла, но праздничную пасхальную литургию отец Валентин так и не прервал. После службы на улице уже никого не было. Слава Богу!
За
Такими были мои воспоминания о непреклонном молодом священнике – богатыре, который служил в Череповце во времена моего детства.
Прошло 50 лет, и вдруг детские воспоминания об отце Валентине снова всколыхнулись. Мне дали почитать книгу воспоминаний о благочестивых людях Кириллова «Рассказ о Евгении Васильевне Тихоновой (духовные истоки, жизнь, воспоминания её и о ней)» (М., 2002). В книге неоднократно упоминается отец Валентин Парамонов и дается краткое описание его жизни. Вскоре я прочитала об отце Валентине и статью монахини Кириллы Червовой в газете «Вера Эеком» (Сыктывкар, № 6 (535), 2007, с. 4). В этой статье она помещает воспоминания о нём его брата Юрия Викторовича Парамонова, его супруги – матушки Маргариты и православной писательницы Елены Стрельниковой. После знакомства с этими материалами передо мной предстал облик череповецкого священника во всей его мужественной православной силе. Стало понятно и то, откуда он черпал эту силу – из церковной традиции, которую сохранили в своей потаённой духовной жизни русские люди во времена богоборчества.
Отец Валентин родился в городе Кириллове в 1928 году. Его мать была глубоко верующим человеком, а тетя – монахиней в Петербурге. Его бабушка, которая до революции ходила пешком в Иерусалим, провидела в своем внуке будущего священника. Он рано стал ходить в церковь, с детства его привлекали люди, сохранившие твердую веру в Иисуса Христа. По соседству с их домом жили монахини из закрытого Горицкого монастыря. Он часто помогал им по хозяйству, а они учили его молитвам и посвящали в церковную жизнь. В школе над ним смеялись, дразнили попом, стыдили, жаловались его отцу, который работал в райисполкоме. Отец его наказывал, порол. Однако сын продолжал дружить с монахинями и ходил на службы в церковь Покрова Пресвятой Богородицы под Кирилловом. Вокруг этого храма в те годы собрались самые удивительные люди, наследники Святой Руси, например, старец Фёдор Соколов, о котором впоследствии многие писали, а доктор филологических наук, ведущий сотрудник Пушкинского дома Гелий Прохоров опубликовал о нём книгу.
Во время войны семья Валентина Парамонова пережила утрату родственников и сильный голод: погибли отец и старший брат будущего священника, а в 1947 году умерла мать. В 1943 году Валентин Парамонов окончил школу, работал, чтобы помочь семье, но уже тогда главная его цель была – стать священником и служить Богу. Он поехал в Ярославль за советом к ушедшему в затвор епископу Кирилловскому Тихону Тихомирову, аскету и молитвеннику (сыну известного философа – монархиста Льва Тихомирова). Владыка благословил молодого человека поступать в семинарию. Настоятель Покровского храма отец Павел дал рекомендацию, необходимую для поступления.