Детство Сашки
Шрифт:
— Ага. Круто.
Участок весь зарос кустарником и деревьями. Персики, абрикосы, яблоки, сливы, груша. А вот «зоны отдыха» теперь не было. Зато была большая зона труда. Рядом со старым вагончиком-бытовкой, в котором стояла кровать и орал включенный тут же радиоприемник, в тени стоял длинный стол, на который сносился урожай. А на половине стола хозяйничала тетя. Она тут же ловко закручивала банки, кипятила что-то на газовой плите, питающейся от баллона, постоянно утирая красное взмокшее лицо.
— В том году двести банок закатали, представляешь? А в этом — четыреста уже!
— Ух, ты-ы-ы-ы, — сказал Сашка. Он еще подумал: а кто
— Ну-ка, пойдем, прогуляемся, — сказал дядя и повел его куда-то дальше, ближе к виднеющемуся леску.
— Вот, смотри, — указал он на огороженный покосившимся заборчиком большой ровный заросший бурьяном участок. — Это вот мы Ирке купили, дочке. Она ехать не хочет, но мы ее приучим, приучим. Смотри, рядом с нами. И место высокое. И лес рядом. Хорошо тут!
— Ага, хорошо, — соглашался со всем Сашка. Он уже устал, хотел есть и все ждал, когда же, наконец, пойдут они обратно, на теплоход, чтобы ехать домой?
— Жаль, что тебе к бабушке… Мы бы тебя здесь оставили. Тут и ночевать хорошо. И река вон под боком. И фрукты любые с дерева просто.
Сашка не понимал: это они так издеваются, что ли? Как это — ночевать тут? Тут же ни душа, ни ванной, ни туалета нормального. Телевизора тоже нет. И по радио — только одна программа ловится. Что тут делать?
— А тут, знаешь, как хорошо ночью. Тихо-тихо. Только сверчки в траве. И звезды…
— Дядь Вань, мне еще на электричку надо будет, — напомнил Сашка.
— Ну да, ну да… Жаль. Просто жаль. Ты бы тут отдохнул, — вздохнул дядя и пошел собираться.
Обратно ехали тяжело нагруженные. У дяди прихватывало сердце. Тетя обмотала голову платком, который постоянно смачивала.
— Мигрень у меня, — объяснила она Сашке. — Как вот поработаю в наклон, так и мигрень…
А он не понимал: если тяжело и мигрень, и сердце вон больное, то зачем все это?
Когда он вернулся в Пермь и «в лицах» рассказывал, как тете с мигренью, рюкзаком и двумя ведрами штурмовала над-волжскую кручу, родители посмеялись, а потом мама сказала:
— Саш, а мы дачку купили. Близко. И дешево очень. Будем теперь и мы на дачу ходить…
Дрова
— Сходи за дровами!
— Ну, мам, там еще есть!
— Сейчас есть, а как все мыться кинутся, так сразу и не будет. Принеси хоть пару охапок.
В ванной стоял титан с чугунной печкой внизу. Кирпичная печка сначала была и в кухне. И кухня поэтому казалась маленькой и тесной. Но потом однажды пришли рабочие и разломали ее, вынеся все закопченные кирпичи на улицу. Потом стенку наскоро заштукатурили и побелили. А вместо печки встала у стены маленькая на вид, совсем почти не заметная газовая плита. И сразу стало просторно на кухне.
Плита сначала питалась от баллонов, которые привозили регулярно на большом грузовике. Баллоны были не эти, маленькие, что сейчас используют на дачах, а большие, почти с Сашку с рост. Они походили на снаряды для «Катюши». И таскали-перекатывали их так же. Двое рабочих в брезентовых робах стуча сапогами, вкатывали такой баллон, откручивали сверху колпак, потом подключали шланги. Обязательно слышалось шипение и пахло газом. Проверяли плиту, бросив горящую спичку на конфорку. После хлопка — это газ смешался с воздухом — загоралось поначалу неровное красное с голубым пламя. Потом оно выравнивалось и становилось
А потом, через много уже лет, пришли другие рабочие, пробили дырку на улицу и протянули трубу. И высоких баллонов, которые в углу пристегивали специальным брезентовым ремнем, чтобы не упали, больше не стало. Но это — потом.
Пока плита работала от баллонов. А вот в ванной стоял титан. И его надо было топить.
Летом папе выписывали пропуск на дрова. Те, кто работал на станции, могли получить дрова — те, которые собрали в водохранилище перед плотиной и сгрудили в запретной зоне на бетонке. За весну бревна высыхали до звона, и можно было за ними ехать. Заказывался грузовик, потом еще надо было договориться с друзьями и соседями, потому что катать бревна — это вам не с мальчишками в футбол… Лучшим вариантом было, если кто-нибудь приносил с собой пилу. Хоть электрическую, которую подключали тут же через розетку, висящую на столбе, хоть бензиновую «Дружбу». Тогда пилить можно было прямо там, в «запретке», а потом просто наваливать в кузов распиленные чурбаки, и везти к дому.
Звенела, зудела пила. Вкусно пахло свежими опилками. Сашка купался в теплой воде — потому что пока все не распилили, грузить было нечего. Папа поддерживал бревна. Все были при деле.
Такое веселое занятие было раз в два-три года. Не чаще. То есть, раньше было чаще, но когда печку на кухне заменили на газовую плиту — стало раз в два-три года.
Между домами стояли длинные сараи, в которых тем, кто въехал сразу, дали по закутку. А между сараями росла трава. Вот в сквере, который вырос под окнами, трава не росла, потому что там стояли огромные широколистные тополя, и под ними в тени ничего не росло, кроме белых вонючих поганок. А между сараями, на солнышке, трава была ярко-зеленая, свежая, красивая, как на лужайке в лесу. Вот на эту лужайку сбрасывали чурбаки.
А потом начиналось чисто мужское: дрова надо было колоть. В кладовке стояло три топора. Но использовали только два. Потому что мама не колола. Брат тоже не колол — он был еще маленький. И выходило, что самый большой и тяжелый топор брал папа. А Сашке доставался ладный такой, с короткой ручкой, острый. Очень удобный. Вот только березу им колоть было трудно. И вообще — большие чурбаки.
Ведь как надо? надо сначала выбрать, похлопывая по боку, как арбуз, и перекатывая с места на место, большой чурбак от комля, на который потом ставить то, что будешь колоть. Плаху такую выбрать. крепкую и тяжелую. Потом брать из кучи, которая выше роста, по чурбачку осиновому или сосновому, ставить вертикально, размахиваться, целясь ровно посередине — хрусть!
Первые удары, когда только начинали колоть, всегда были неудачными. То слишком слабыми, и топор вяз в древесине. То — сильные, но с краю, не по центру, просто отщепляя длинную острую щепку. Ну, щепки тоже нужны — для растопки, например. Но надо колоть, а не на щепки переводить. Вот потом постепенно входишь в ритм, и только машешь топором.
Поставить чурбачок, прицелиться, ударить. Если сразу не раскололся, а топор завяз, перевернуть, поднять на плечо, с хэканьем опустить стукнув обухом, подобрать две половинки, расколоть каждую еще пополам. Или на три части — это от размера чурбака. Отбросить в сторону, на белеющую и растущую кучу почти готовых дров.