Детство
Шрифт:
На Бешагаче, в густой тени могучих талов, много чайных. Под мостом вода ревет, бушует. Длинные ряды мелочных лавчонок в них рис, маш, морковь, лук, сушеный урюк, изюм. Чего только тут нет!
Мы даем корове передышку. Тургун, прогуливаясь около ишаков и лошадей, привязанных у воды, насобирал охапку сена и клевера.
— Хорошо сделал, плут! — похвалил я друга, привязывая корову в сторонке к талу. — Пусть немного полакомится животина, Корова так уморилась, что и на корм взглянуть нет у нее силы, —
У нас животы подвело от голода. Я достаю из пояса черствую лепешку и говорю Тургуну:
— Твоя лепешка пусть полежит, потом съедим, — и делю лепешку на две равные части.
Опустившись на корточки на берегу канала, мы отламываем от своих половинок по куску и бросаем в воду выше по течению. Куски размокают, пока доплывают до нас. Мы съедаем их и бросаем в воду еще по куску. Так, поедая лепешку, мы одновременно и развлекаемся: чей кусок быстрее доплывет.
Мы поднимаемся и продолжаем путь.
Корова наша вот-вот свалится. Тургун тащит ее за бечевку, я подгоняю сзади. Начинаются сады. Чем дальше, тем больше садов и огородов по сторонам.
— Корова совсем выбилась из сил, — говорю я Тургуну, пытаясь отвлечь его от мысли добраться до Аскии. — Вон, видишь, ячмень, клевер, картошка кругом. То же, наверное, будет и в Аские. Тут по берегам арыка много аджарыка. А аджарык, он, знаешь, лакомство для коровы!
Тургун неожиданно соглашается:
— До Аскии уже мало осталось, да ладно, пусть корова попасется немного, потом двинемся дальше.
Пустив корову пастись, мы присели отдохнуть. Наперегонки съели оставшуюся лепешку и тихонько пошли вдоль арыка.
— Мусабай! — внезапно останавливаясь, говорит Тургун. — Смотри, слив сколько.
Я взглянул на дерево, обрадовался:
— Вай-буй, сколько родилось! Только у этого дерева, наверное, хозяин есть?
Но нигде никого не видно. Тургун решительно карабкается на дерево, набивает рот, бросает горсть слив на землю.
— Бери, ешь. Чистый сахар! — и лезет еще выше.
Я подбираю с земли брошенные им сливы.
— Очень вкусные. Бросай еще.
— А ты залезай сам, — предлагает Тургун. — Наедимся и за пазуху наберем. Смотри, как я высоко забрался. Кругом никого нет, не бойся.
Я уже больше не раздумываю, проворно карабкаюсь на дерево, встаю на толстую ветку. Набрав горсть слив, хочу сунуть их за пазуху, как вдруг слышу снизу грубый окрик:
— Ах, мерзавцы! А ну, слезайте!
Сердце у меня вздрогнуло и остановилось. Тургун тоже притих. Я скосил глаза: под деревом стоял высокий худощавый человек и сердито смотрел на нас, задрав голову.
Мы нехотя слезли с дерева. Человек схватил нас крепкими, как клещи,
— Откуда вы явились? Из города, что ли?
— Да, из Ташкента. Хотели корову попасти, — не смея поднять глаза, тихо ответил я.
Тургун насупился, сказал со злостью:
— Мы идем в Аскию, к родне. На дерево только-только залезли. Отпустите! — и попытался вырвать руку.
Хозяин дерева громко расхохотался:
— Он уверяет, что только залезли, несчастный! А пазуха-то полна слив!
Тургун одной рукой рванул подол заправленной в штаны рубахи. Взглянув на рассыпавшиеся сливы, сказал с издевкой:
— Тоже богатство, полдесятка слив! И еще ругается из-за этого!
— Ау тебя? — повернувшись ко мне, спрашивает хозяин сливы.
— Нет-нет, дядя! Ей-богу, у меня ничего нет. Вот посмотрите! — Я встряхиваю подол рубахи.
— Из какого квартала вы? — снова спрашивает хозяин.
— А вам какое дело? Пустите! — говорю я, пытаясь вырваться.
— Из квартала Гавкуш, — отвечает за меня Тургун. — Это я во всем виноват.
— Ага! — смеется хозяин. — Значит, из квартала Гавкуш — из квартала воров, где быка украли и зарезали…
Развернувшись, он бьет Тургуна по щеке. Потом замахивается на меня, но я мгновенно приседаю, закрыв руками лицо, и пощечина меня минует.
— Хитер, мошенник! — сердится хозяин. — Вот я сейчас расправлюсь с вами!
В это время рядом остановились два каких-то благообразных старика.
— Пощечину вашу мы издали слышали, — обращаясь к хозяину, говорит один из них, похожий на ученого. — Ну, так за что же вы бьете парнишек?
Когда хозяин дерева коротко рассказал о случившемся, заговорил второй старик.
— Это же просто ребячье озорство. Вы бы разъяснили им, поговорили бы с ними по-хорошему, — строго сказал он хозяину и, повернувшись к нам, продолжал уже ласково: — Дети мои, прежде всего сливам надо дать созреть. После этот человек, сорвав ли, стряхнув ли с дерева, вынесет их на базар, вот тогда вы и сможете купить их на деньги. Таков порядок, мальчики, за все положено платить.
Хозяин разжал свои пальцы-клещи.
— Такие они бессовестные — ни за что не отпустил бы их. Только ради вас, — сказал он старикам.
Поблагодарив в душе стариков, мы бросились бежать. Вслед нам послышался дружный смех.
— По обе стороны дороги везде посевы, и с циновку нет места попасти корову. Давай лучше отправляться домой, чтоб еще не столкнуться с какой-нибудь бедой, — на ходу упрашиваю я Тургуна.
— Твоя правда, друг. Вот и корова забралась в горох, значит, надо бежать отсюда поскорее, — говорит Тургун. — Аския очень подходящее место, да вот не вышло у нас. Смотри, щека у меня огнем горит. У этого болвана железная рука!