Девица краса у Шамаханского царя
Шрифт:
– А на долго ли? Вот в чем вопрос… Смотрю, ваши девочки поумнее будут и уже смекнули, что совсем скоро госпожа смениться. Да, здравствует новая госпожа!
– Ах, так! Значит я сама тебя выпорю! – с этими словами она выхватила плетку из рук служки. Гнев ее полыхал настолько сильно, даже руки дрожали, да что там на нее смотреть было страшно. Нельзя так волноваться в ее то годы. И все же гнев оказался сильнее голоса разума, женщина размотала длинный конец плетки, перехватила поудобнее, замахнулась
– Учти, за каждый удар ты будешь получать три! – предупредила барышня, глядя в глаза Гюрзе.
– Что? – визгливо заорала та и негодование вышло на новый уровень. – Я сейчас стражу кликну, тебя привяжут к позорному столбу и накажут. Ты пожалеешь, что на свет родилась.
Аленушка рассмеялась в ответ на ее угрозы и шагнула ближе, затем еще и еще, пока не подошла на расстояние вытянутой руки. Тонкие пальцы девушки коснулись плетки и принялись поглаживать, будто бы она ласкала любовника самым бесстыдным образом.
– Гюрза, ты, конечно, можешь это сделать, но на том твоя спокойная жизнь закончится, – Аленушка говорила вкрадчиво и так ласково, что пробирало до мурашек. – Я наложу чары на слуг, охрану, да на всех подряд, чего уж мелочиться. Тебя будут искать днем и ночью, чтобы выпороть, так же сильно как перепадет мне. Я лишу тебя сна и покоя. Потом ты начнешь бояться высунуть свой нос из комнаты. И в конце концов начнешь шарахаться от собственной тени… – плеть под пальцами барышни закончилась, но она не растерялась и провела по дрожащей от гнева руке.
Гюрза вздрогнула и отпрянула, будто ее молнией приласкало, плетка выпала из ослабевших пальцев.
– Отрыжка шайтана, – рявкнула она, побагровев лицом. – Да, что б ты провалилась в сто несчастий! Проклятье тысячи джинов на твою голову! Что б тебе всю жизнь блуждать, как потерянный бедуин…
Тут уж она вошла во вкус и как принялась песочить девиц. Честное слово, прошлась, аки ветер в пустыне, проутюжила так, что волшебный переводчик и половины ее тирады перевести не смог. Всех славных и не очень предков упомянула, от стараний вся взмокла и охрипла.
– Матушка, что я слышу! – раздалось с порога.
Картина – маслом, ни убрать, ни добавить.
Аленушка чинно склонилась перед владыкой, она то приближение царя заблаговременно узрела, но ни словом ни пол словом не обмолвилась. Правильно, нечего вражине жизнь облегчать. Нет, нужно еще чуток маслечка подлить.
– Владыка! – выдохнула Аленушка выкрутив обаяние сразу на тысячу процентов. – Спасите! Миленький, наш, благословенный, солнышко наше ясное, мудрец наш, славный, аки дуб вековой…
– Дуб? – нахмурился царь, заподозрив, что его лбом стоеросовым назвали.
– Ладно, не дуб, а сокол ты наш сизокрылый!
– Облезлый что ли? – еще сильнее нахмурился
– Ой все, – Аленушка выровняла спину, – не справляется ваш волшебный переводчик с нашей дивной речью. Потому кратко и по делу – нас тут собралось вон сколько умниц и красавиц, – девушка сначала указала рукой в одну сторону, затем в другую. – И мы все от тоски скоро завоем. Ведь нас тут все кому не попадя обидеть норовят.
Тут уж она не растерялась и ткнула пальцем в плетку, что валялась на полу, а потом потыкала на такие же в руках служанок. Царь помрачнел лицом.
– Разве можно так обращаться с первыми красавицами?
– На кого-то из вас подняли руку? – глаза царя недобрым образом сузились.
Девушки же растерялись и притихли, будто языки проглотили.
– Ну-ка выкладывайте, все как на духу! – велела Аленушка добавив в голос магии.
– Меня поколотили! – зарыдала сразу же златовласка, что сидела в самом дальнем углу. – По сей день синяки не сошли.
– И меня тоже! – вторила ей вторая незнакомка с шикарной черной, косой шириной в две руки.
За ней начался форменный беспредел, понемногу чары Аленушки касались всех и девчонки честно рассказывали, как им тут не сладко живется. И чем больше они говорили, тем сильнее мрачнел лик владыки. Аленушка же стояла уперев руки в бока и требовательно взирала на мужчину.
Наконец когда в комнате воцарилась тишина, он обвел каждую красавицу взглядом и наконец изрек:
– С этого дня отношение к вам в корне изменится, даю слово. Так же вечером состоится наше первое неформальное общение за ужином. На нем я определюсь с фаворитками…
– Владыка, – раздался вдруг тихий голосочек Хельги, совсем не похожий на тот, твердый и уверенный, которым она разговаривала с Аленушкой. – А те из нас, кто вам придутся не по нраву… Позволено ли нам будет вернуться домой?
Царь прищурился и сделал шаг по направлению к барышне, но на его пути неожиданно очутилась Аленушка.
– Мне вот тоже этот момент очень любопытен, светлейший, не будешь ли ты так добр прояснить…
– Опять меня седым величаешь? – в голосе царя послышалось раздражение.
– Как бы я посмела, – голос барышни источал мед вперемешку с карамелью, – вот если я тебя чумазеньким назову, меня точно не правильно поймут…
Царь не сдержался, фыркнул и целиком развернулся к Аленушке.
– Сейчас вы все принадлежите мне, как сложится ваша судьба, зависит только от вас. Проявите ваши лучшие качества, блесните талантами, а после мы вернемся к этому вопросу.
Аленушка благодарно поклонилась и вместе с тем скривилась, вот ведь уж ползучий. Проявите, покажите, а по делу ни ничего не сказал.