Девичье сердце

Баталова Анастасия Александровна

Я вижу всё чаще почти ощутимые сны:

зари акварели над пиками княжеских башен

и дынную корочку бледной рассветной луны

над лесом, который уже золочён и раскрашен,

он виден как остров за шкурами стриженых пашен,

разостланных точно трофеи у ножек княжны.

Тоска как кольчуга на тоненьком стане девичьем

стальной чешуёю на грудь это

бремя легло:

нетрудно понять по оброненым пёрышкам птичьим

в светлице пустынной, насколько княжне тяжело –

охотничий сокол, на ветер кладущий крыло –

жених, что навек заколдован пернатым обличьем.

Печальна как вечность княжна и как мрамор бела.

Она наблюдает - пока опускается мгла

на пашни и лес, постепенно сгущаясь - весь вечер

за небом: вот-вот озарит его тенью крыла

возлюбленный...Стало темно. Зажигаются свечи.

Надежду расхитит осенняя ночь по куску.

Соколиное сердце не может лелеять тоску

так же долго и бережно как человечье.

МОТО-СКАЗКА

Спит дворец и густой туман овладел низиной –

влит как в чашу. Я еду мимо, как повелось,

ведь асфальт шлифовать моё дело, гладить его резиной

моих колёс.

Он крон-принц, и его коронация после свадьбы.

Пожелать бы им счастья, всем сразу, без жалоб и злоб.

Или вовсе не видеть дворца - ничего не знать бы...

а не жить как теперь - пусть асфальт хоть целует в лоб.

Он ведь помнит ещё как сукно своё стелют дороги,

зАлиты солнечным светом, широкополосы,

мне под колёса,

а мы - молодые боги –

оба без шлемов, оба длинноволосы

на ходу поцелуи воздушные шлём патрулям,

но Маленький Принц, став теперь Молодым Королём,

привыкает к иным ролям.

Жизнь, как правило, женщины чтут гораздо сильнее,

зная, как трудно этот дар обретён,

и, сидя среди прялок и веретён,

судачат девИцы: "Не так что-то, видно, с нею..." –

про меня, и невеста разъяла его со мной,

причитая тихонько: "Боюсь я её шальной,

не ездил бы ты так, за её спиной,

она -

убьёт."

Я еду своей дорогой. Разбавленный йод

на пустые поля рассветное солнце льёт.

Всем известно, что даже самые лучшие фрукты

с течением времени все обратятся в гнильё.

Я проеду спокойно отмерянные мне льё.

Он утешил меня: "То, что мне не протянешь рук ты

даже славно, так алое яблоко жизни твоё

сделало выбор и не ошиблось корзиной,

ты на хоженых тропах пути своего не ищи,

ведь дело твоё асфальт шлифовать, гладить его резиной,

а не рожать детей и варить борщи..."

Путь мой мимо пролёг. Золочёный дворец в тумане

словно нагая женщина в простыне.

"...если счастье не станет ядром твоего ума, не

сможешь ты его принимать извне."

Я смотрю на зарю, и опять впереди свои:

хорошенький мальчик в форме стоит с радаром –

меня стерегут не нужные мне и даром

поклонники верные - служащие ГАИ.

А заря впереди - как зияющая прореха

на бледно-синих джинсовых небесах.

Я на всех парусах,

чуть хмельная от ветра и смеха,

мне спокойно и весело, двигатель ровно ревёт...

И во мне счастья много так - как скорлупу ореха

меня оно когда-нибудь разорвёт!

Он же знает, что я давно не пью виски перед,

тем как взять - как быка за рога - мотоцикл свой за руль,

но король молодой мне теперь отчего-то не верит,

и на шоссе он везде выставляет патруль.

(Вон еще один за кустом - до чего же мордаст!-

Что за радость ему тут сидеть и в жару и морось!)

Королю известно, что я превышаю скорость.

Он ревнует меня к асфальту.

И - не отдаст.