Девичьи грезы
Шрифт:
— Можно, конечно. — Голос его смягчился. — И ты полагаешь, что если мы с тобой встретим Новый год вместе с верой в сердцах и молитвой на устах, то на нас снизойдет благословение и мы сможем начать все заново?
— Мы можем, по крайней мере, вознести молитву. — Харриет никак не могла разобраться в его настроении.
Дафф провел рукой по ее волосам, наслаждаясь прикосновением.
— Хорошо, — ответил он. — Я приеду без опозданий, обещаю. Все еще ждешь чудес, Харриет?
— Если ты веришь в чудо, то оно произойдет. Кто-то сказал — по-моему, святой Августин,
— Да… да… может, эта твоя вера передастся и мне, — медленно проговорил Дафф, и вдруг в его глазах вспыхнула озорная искорка. — Они что, пичкали вас житиями святых и всякой другой чепухой?
— Да, и еще житиями мучеников, но они мне не очень-то нравились, все утыканные стрелами и тому подобное, и бродили везде со своими глазами на тарелках, — вполне серьезно ответила Харриет, и Дафф расхохотался.
— Какое ужасное прочтение! Кто бродил с глазами на тарелках?
— Я не помню — всегда была не в ладах с мучениками. Они так наслаждались своими несчастьями!
— А ты своими не наслаждаешься?
— Мои — совсем не такие. — Она выскользнула из-под его руки и выбежала из комнаты.
Глава 10
Весь день с угрюмых небес сыпались редкие снежинки, которые таяли раньше, чем успевали коснуться земли. Однако к ночи пошел настоящий снег, и настроение у Харриет улучшилось. Она прямо-таки видела все эти рождественские забавы, которых так ждала: снеговики и санки, катание на коньках по льду замерзшего озера и прочее веселье.
После завтрака все отправились играть в снежки и до упаду смеялись над ужимками собак, а скорее Парня, потому что прыжки и развороты овчарок были полны грации и восторга, но Парень на своих коротеньких кривых лапках вскоре совсем утонул в снегу. Из сугроба торчала только его мордочка и с упреком смотрела на всех из-под косматых бровей.
— Не переживай, мой бедный! — говорила Харриет, в очередной раз выкапывая его из сугроба, но он был обижен, что хвост его повис, и пес затрусил в дом, где позже Харриет нашла его в гнездышке на подстилке Курта. Девушка заботливо опустилась перед ним на колени, но пес посмотрел на нее с таким странным выражением, что она села на корточки и на минуту засомневалась, стоит ли ей вообще его трогать. В этих влажных глазах светились такая мольба и понимание, такая покорность судьбе, что у Харриет мурашки по спине забегали. Он сидел так смирно и так внимательно смотрел на девушку, что казалось, пес пытается что-то передать ей. Харриет взяла его на руки, чтобы утешить, и глаза ее наполнились слезами, когда он начал с обычной благодарностью за оказанное внимание тихонько поскуливать и облизывать ей лицо.
— В чем дело, Принцесса? — спросил Рори, когда они с Даффом вошли в гнездышко, чтобы выпить немного шерри перед обедом. — Почему такая расстроенная?
Она улыбнулась ему в ответ, смахивая слезинки с ресниц.
— Ничего, просто какое-то предчувствие… Парень… не знаю.
— Что за предчувствие?
— Сама не знаю. У
— Давай посмотрим правде в лицо, медовая моя, он и сам очень странный.
— Да нет, это совсем не то. Не знаю, как объяснить. Думаю, что это угрызения совести, потому что я смеялась над ним.
— Все собаки ненавидят, когда над ними потешаются, — проговорил Дафф, протягивая ей бокал с шерри. — Хватит нянчиться с несчастной дворнягой и выпей немного.
Но Харриет не хотела отпускать пса и проигнорировала нотки раздражения в голосе Даффа.
— Поставь куда-нибудь, я потом выпью, — ответила она, и Дафф со стуком опустил бокал на стол, расплескав напиток.
— Кончай делать из пса дурака! — возмутился он, вытирая лужицу своим носовым платком. — По крайней мере, встань с пола и дай Курту лечь на его место.
В этот раз она уловила угрозу в интонации мужа, поэтому поднялась, турнула Парня с коврика и позвала Курта. Однако Парень не подчинился — он повалился на спину, скалясь на них. Курт проследовал к подстилке, по пути грациозно помахав хвостом Харриет, потом замер, и шерсть на его загривке поднялась дыбом. У Харриет упало сердце. Восточноевропеец игнорировал дворнягу со времени ее появления в доме и считал выше своего достоинства связываться с беспородным псом, и если сейчас он изменит своим правилам, это будет конец, — подумала она.
— Эй, Курт… мальчик мой… — мягко произнесла Харриет, но Курт не обратил на нее никакого внимания. Он словно окаменел, стоял, вытянув голову, распушив загривок, и смотрел на Парня, явно собираясь зарычать. Но из горла Курта вырвалось не рычание, а тихое поскуливание, которое у собак его породы означало сострадание, привязанность или мольбу, но никак не враждебность. А потом вдруг случилось невероятное — Курт с головы до хвоста обнюхал катающегося по коврику Парня, лизнул его в морду и улегся рядом.
— Дафф, ты это видел?! — И без того огромные глаза Харриет стали еще больше и были словно два блюдца на взволнованном лице.
— Видел что? — Дафф все еще вытирал шерри, потом сунул платок в карман и обернулся.
— Курт, он будто бы говорил с Парнем, потом поцеловал его и лег рядом. Он так раньше никогда не делал!
— Это выдает его милый, бескорыстный характер, не так ли? Немного найдется собак, которые захотели бы поделиться своей собственностью с наглыми захватчиками. Что за сантименты ты развела вокруг этого? Надо же — поцеловал!
Харриет подошла к столику, чтобы взять свой бокал, и отвернулась от мужа.
— Захватчики, незваные гости — обожаешь эти слова, да, Дафф? — Харриет почувствовала, как ее заливает горечь. — Надоело уже, что меня вечно шпыняют за какие-то там сантименты, а я не вижу ничего такого в своих словах!
— Извини, Харриет. Непростительный ляпсус с моей стороны, но я не хотел, — повинился Дафф и вышел из комнаты.
Рори встал и обнял девушку. Он думал, что она плачет, потому что слезы лились у нее из глаз по любому поводу, но, когда Харриет повернулась к нему, он был поражен; Рори словно заглянул в глаза незнакомке.