Девочка и мертвецы
Шрифт:
Ионыч побагровел:
— Ты что хочешь сказать, остолоп?! Что водитель мне приснился?!
— Как можно! — Сокольничий вытянулся, всхлипнул. — Ну как, сам посуди, я мог сказать о тебе такое, Ионыч? Ты ведь друг мой единственный! Это ж ни в какие ворота!
— Ладно… — Ионыч смягчился. — Но куда этот стервец делся?
Федя почесал нос:
— Я подозреваю несколько вариантов развития событий, Ионыч. Быть может, вмешались некие силы, неподвластные нашему пониманию, и…
Сокольничий
— Варежки… — прохрипел Ионыч.
— Что «варежки»? — ласково спросил Федя.
Ионыч помотал головой:
— Не… ничего. Пошли, Феденька, вещи соберем.
— А водитель как же?
— Ну он-то без варежек был, — загадочно ответил Ионыч и вошел в сени.
Глава пятая
Вездеход, на котором приехал Владилен Антуанович, был вместительнее и удобнее Ионычева «Соболя», и Ионыч решил поехать на нем. Совместными усилиями они с Федей загрузили предметы первой необходимости в кузов, сверху разместили тарелку. На тарелке горела зеленая лампочка.
— Согрелась, милая. — Сокольничий смахнул набежавшую слезу.
Из приоткрытой двери выглянула кошка Мурка. Жалобно мяукнула, тронула снег, отдернула лапку.
— Кошку заберем? — спросил Федя.
— Не отвлекайся на безмозглого зверя, — приказал Ионыч. — Садись за руль.
— Куда едем, Ионыч? — спросил Федя, усаживаясь. Дрожавшая от холода Катенька сидела рядом с ним и дышала на бледные пальчики. Сокольничий ласково спросил:
— Чего дрожишь, лапонька? Боишься?
— Нет, дяденька, холодно мне.
— Ну это не страшно, — сказал добрый Федя и потрепал девочку по кудрявой голове. — Ионыч, шарфик выделим нашей девочке?
— Нет, — буркнул Ионыч. — У нее шапка есть.
Катенька достала из-за пазухи поетую молью шапку, надела. Шапка была маленькая, едва доставала до ушей.
— Ну как, теплее, лапушка? — спросил Федя.
— Не очень, дядя Федя, — сказала Катенька. — Но это ничего, ничего…
Ионыч о чем-то крепко задумался, посасывая папироску.
— Решено, — сказал, наконец, он, приоткрыл дверцу и выкинул окурок. — Едем в Пушкино.
— Через Снежную Пустыню? — уточнил Федя, разворачивая вездеход.
Снежные хлопья устроили
— Через пустыню ближе, — сказал Ионыч. — У Камней с Пяткиным пересечемся. Может, у него и останемся, переждем.
— Вечереет, — заметил Федя. — Ночевать в поле придется. К Камням завтра к полудню выедем.
— Значит, согреться надо, — сказал Ионыч и достал из бардачка стакан лапши быстрого приготовления. Дернул красную ленточку у ободка. Стакан зашипел, нагрелся, из-под крышки повалил горячий пар. Ионыч раздраженно бросил: — Китайская поделка… — и вытащил из-за пазухи большую деревянную ложку.
Федя вывел вездеход в поле, включил автоматику и тоже достал стакан горячей лапши. Катенька с немой просьбой поглядывала то на Ионыча, то на Федю.
Догадливый сокольничий спросил:
— Ионыч, а как же Катенька?
— Чего?
— Ей тоже лапшички хочется отведать! Горяченькой!
— Хрен ей, а не лапшички, — заявил Ионыч и сел к девочке спиной, чтоб даже горячий пар до нее не доходил.
— Хотя бы одну ложечку, дяденька… — слабым голосом попросила Катя, дергая Федю за рукав. Сокольничий едва не прослезился.
— Дашь ей хоть ложку, до полусмерти изобью, Федя, — спокойно сказал Ионыч. — Ты меня знаешь.
— Знаю. — Сокольничий вздохнул и положил в рот ложку горячей, вкусно пахнущей кунжутом лапши. Катенька с тоской посмотрела на ложку и сжала кулачки. Отвернулась к приборной панели и рассмеялась:
— А жить-то хорошо, дяденьки! Разве в лапше дело? В жизни дело!
— Всё равно лапши не получишь, — буркнул Ионыч, с подозрением поглядывая на Катеньку через плечо.
— И не надо, дядя Ионыч! Не в лапше счастье, так ведь, дяденьки? Ну и что, что у меня дырявое пальтишко? Ну и что, что шарфика нет? Подумаешь, замерзла! Зато мы едем незнамо куда, незнамо зачем, но одно точно — едем мы навстречу приключениям! Конец тоске!
— Это ты себя успокоить пытаешься, — произнес Ионыч обеспокоенно.
Катенька улыбалась. Улыбалась настолько честно и открыто, что Ионыч даже отложил ложку. Никогда в своей жизни не видел он такой настоящей улыбки. Те улыбки, что он видел раньше, были или перекошенные, или плаксивые, или угодливые, или злые — много улыбок повидал на своем веку Ионыч, но подобной не видывал. И это его пугало.
— Не по-человечески ты себя ведешь, Катенька, — прошептал Ионыч. — Чему радуешься? Тому, что горячего тебе не досталось? Тому, что убегаем от легавых? Тому, что на нашем счету два жмурика?