Девочка из легенды
Шрифт:
— У тебя не найдется какой-нибудь обувки старой?..
— А?.. — удивилась Лида.
— Может, те тапочки, в которых ты тогда через речку, можно?..
Лиду словно ударили обухом по голове.
— Тебе… не в чем ходить в школу?..
Женька судорожно глотнула и ответила:
— У меня новые ботинки есть. Да только их тетя под замок спрятала…
— Зачем?..
— Она мне велела заявление написать, чтобы мне на ботинки деньги дали. На зиму корм курам нужно запасать, — Женька стиснула кулаки. — А я все равно не напишу. Как
Тапочки уже давно расползлись, еще после того, как Лида переходила в них вброд Степнянку. Их уже выбросили, но у нее были новенькие красивые туфли — коричневые, с белыми лакированными бантиками. Они были велики Лиде, и их берегли «на потом». Но если бы у Лиды дома хранились хрустальные башмачки, в которых Золушка ездила на бал, Лида, не задумываясь, принесла бы их Женьке. И она, не говоря ни слова, вскочила и ринулась к двери. Женька едва успела поймать ее на пороге.
— Ты куда?
— За туфлями!
— Там же во дворе линейка! Потом.
— А как же ты босиком?
— А я из-за парты не вылезу.
— Вот видишь, — восхищенно прошептала Лида. — Вот видишь, оказывается, ты все-таки хорошая. Только разгадать тебя было трудно. А я все равно разгадала. Ты не поддавалась, а я разгадала.
Тогда Женька вдруг сказала:
— Знаешь что?
— Что?
— Я тебе когда-нибудь расскажу одну вещь.
— Рассказывай, — Лида села поудобнее и приготовилась слушать.
— Нет! Не сейчас! — прошептала Женька, глядя мимо Лиды на классную доску. — Потом. Может быть, даже через много-много лет.
— Почему? — удивилась Лида.
— Сказала — потом! — сердито отрезала Женька и отвернулась.
— Подумаешь, — тайна! — Лида обиженно пожала плечами и вздохнула. — А у меня нет тайн… Разве только про Ефимова? Но я про него сразу разбалтываю.
И тут Женька вдруг всхлипнула. Лида испугалась. Она сама часто ревела и поэтому чужих слез видеть не могла — уж очень сочувствовала… Она подбежала к Женьке и принялась дрожащими ладонями гладить ее по лицу, взволнованно приговаривая:
— Не надо, не надо, Женька! Из-за ботинок, да? Не надо! Ведь все равно же у нее терпение лопнет в конце концов, и она отдаст их тебе! А туфли хорошие, честное слово! На кожаной подошве, с бантиками…
А когда Женька отвела ее руки от своего лица и принялась вытирать слезы со щек, она сказала:
— Не надо, не вытирай! Подожди!
Она подбежала к выключателю и включила электричество. Четыре большие, яркие даже при дневном свете, лампочки вспыхнули под потолком.
— Ресницы мокрые? — таинственным шепотом спросила Лида у Женьки.
— Мокрые, — недоуменно отозвалась Женька.
— А теперь прищурься и гляди на лампочку.
Женька прищурилась и глянула.
От мокрых Женькиных ресниц метнулись к огоньку лампочки ослепительные радужные стрелы, и на их концах, у самого потолка, вспыхнули и заискрились яркие золотые звездочки.
— Ну?
— Вижу, — шепотом отозвалась Женька. — Звезды на потолке… Переливаются…
В воскресное утро Лида проснулась оттого, что в соседней комнате громко и взволнованно спорили о чем-то мать и Полина Ивановна. Лида прислушалась.
— Вот-вот! — сердито говорила мать тетке Поле. — Вот потому она у вас и выросла такая, что вы ей без конца внушаете: отец твой подлец, он тебя бросил! Уж лучше бы придумали что-нибудь! Уж сказали бы, что он ее не бросил, а погиб на войне, например.
— Нет уж! — отвечала тетка Поля. — Сочинять я не буду, пусть знают, что я не такая, как другие!
«Конечно, не такая! — сердито подумала Лида. — Корм за чужие деньги хочет покупать!»
Она вздохнула. С тех пор, как она подружилась с Женькой, мать стала беспокойной и подозрительной. Мать не доверяла Женьке и не любила ее, и никак нельзя было убедить ее в том, что Женька хорошая…
Когда вчера вечером Лида достала из чемодана туфли и протянула их Женьке, та испуганно отдернула руки.
— Надевай! — решительно приказала Лида.
Женька осторожно погладила ладонью лакированные бантики на туфлях и покачала головой.
Лида рассердилась, потом чуть не расплакалась: в конце концов она ведь дает их Женьке не насовсем, а взаймы. Женька будет носить их временно, пока у тетки не кончится терпение и она не отдаст Женьке ботинки. Можно никому ничего не говорить! Можно надевать их только в школу, чтобы тетка ничего не знала. В конце концов у Лиды никаких других туфель нет — ни новых, ни старых, а только те, которые на ней, да еще валенки.
— Нет! — отрезала Женька.
Тогда Лида взяла и подсунула туфли с лакированными бантиками в Женькин сундучок, стоящий в коридоре — пусть-ка теперь попробует от них отвертеться!
Голоса в соседней комнате утихли, видно, тетка Поля ушла.
Потом вдруг мать громыхнула стулом и распахнула дверь в комнату, где спала Лида.
— Лидия! А ну-ка, иди сюда!
Мать была сердита: что-то произошло. Лида натянула на себя платье и вышла в соседнюю комнату.
Здесь на столе лежали пакеты с макаронами, лавровым листом и еще с чем-то. Тут же стояла шкатулка из полированного дерева с резной крышкой. Крышка была откинута: мать только что искала там что-то.
«Опять ты взяла коричневый чемодан!» — хотела воскликнуть с возмущением Лида, но не успела…
— Где часы? — спросила мать и поднесла шкатулку к самому лицу Лиды.
На дне шкатулки лежала фотография Ефимова. Серебряных часов не было.
Наверно, Лида изменилась в лице, потому что мать торопливо поставила шкатулку на стол, взяла Лиду за плечи и усадила на диван…
Они целые полчаса рылись в чемоданах, шарили под столом и за буфетом. И ничего не нашли.
— Я тебе сто раз говорила; не трогай коричневый чемодан, — растерянно лепетала Лида.