Девочка из прошлого
Шрифт:
— Для начала я хотела бы принять душ и переодеться.
— Я скажу синьору Ди Стефано, что вы проснулись.
— И скажите ещё, чтобы меня не беспокоили.
— Это не обсуждается.
Доктор уходит. Горничная помогает мне снять осточертевшее платье, и я иду в ванную. От помощи отказываюсь, я хоть и чувствую слабость, но не настолько, чтобы меня требовалось поддерживать.
А ещё я хочу остаться одна. И подумать.
Откуда он узнал? Как догадался? И если...
Если это правда, и он приехал, чтобы меня увидеть,
Как же мне теперь дальше жить?
Демид сказал, что я буду Ольшанской. И Катя. Наша девочка. Она тоже будет Ольшанской, как и ее папа. Разве я теперь имею право молчать?
Только я знаю Демида. Он съест себя живьем, считая виноватым в раннем рождении дочери. Я не хочу взваливать ему на плечи ещё и этот груз. Но не выйдет рассказать об одном, умолчав о другом. Как бы я ни хотела пропетлять, просто не получится.
Теплая вода оказывает благотворное действие. Она смывает слабость, и после душа я даже с удовольствием выпиваю чай и съедаю тост с сыром.
Смотрю на часы, в такое время Феликс ещё не спит. Окидываю себя взглядом в зеркале — трикотажный домашний костюм смотрится вполне прилично. Я и не на официальный прием собираюсь.
Выхожу из спальни и отправляюсь на поиски приятеля. Его решение переехать в резиденцию отца стало для меня сюрпризом. Здесь же полдня можно гулять и никого не встретить! Как здесь можно жить?
Встретившийся охранник на вопрос, где я могу найти дона Ди Стефано, отвечает, что синьор заседает с гостями в каминном зале и даже вызывается меня проводить.
— Спасибо, дальше я сама, — останавливаюсь у открытой тяжелой двери и заглядываю внутрь.
Мужчины сидят в высоких креслах вокруг невысокого столика, посреди которого стоит полупустая бутылка виски. У мужчин в руках бокалы с темной жидкостью коньячного цвета.
То есть Моралес ещё не уехал. И Демид тоже.
Взгляд сразу мечется к нему. Он сидит, вытянув ноги, и смотрит на бокал в своей руке. Выражение лица хмурое, брови сведены на переносице.
Хочется подойти, забрать бокал и отставить на столик. Сесть к нему на колени, разгладить рукой вертикальную складку, залегшую между сдвинутыми бровями. Поцеловать ресницы. Чтобы он расслабленно откинулся на спинку кресла и наблюдал за мной с неприкрытым удовольствием.
Разве это ещё возможно? Разве мы не все сожгли и уничтожили, и у нас может быть шанс?
Сеньор Хорхе наклоняется к Феликсу, что-то говорит. Мне не слышно, но при этом он смотрит на Демида. Тот поворачивает голову с таким же хмурым видом и коротко бросает ответ.
Феликс доливает в бокалы виски. Никакое у них не совещание. Судя по сдвинутым на край стола бумагам, возможно они и совещались, но теперь все свелось к банальной попойке.
У мужчин все как обычно. Ничего не меняется.
Судя по их виду, меня посвящать в свои планы сейчас никто не будет.
Делаю шаг назад, ещё один и снова оказываюсь в коридоре. Мне нужен
Прошу прислугу проводить меня до моей спальни. Когда остаюсь одна, выглядываю в коридор и пробираюсь в соседнюю комнату.
Это спальня Феликса. Мы с ним собирались изображать совместное проживание, поэтому должны были жить в смежных спальнях. Чтобы прислуга считала, что их дон навещает свою жену по настроению.
Устраиваюсь поудобнее в кресле. Когда-то же им надоест пить?
Глава 27-1
— Ари? Что ты здесь делаешь? — меня будит скорее не голос, а устойчивый запах алкоголя, и я поднимаю голову, хлопая глазами.
— Тебя жду. Но пока ты набирался со своими подельниками, не дождалась и уснула.
— Слушай, а зря Ольшанский не дал нам повенчаться, — Феликс падает в соседнее кресло и вытягивает ноги. — Ты уже пилишь меня, как настоящая жена.
Я только фыркаю в ответ.
— Не переводи стрелки. Что за повод вы нашли сегодня для попойки?
— Разве мало поводов? И если на то пошло, разве это попойка? — морщится Феликс. — Видела бы ты нас раньше. А так все мы уже не те. Стареем...
— Хватит плакаться, Фел. Лучше скажи, есть хоть один шанс не впутывать в эту игру Демида?
— А что? — он разворачивается ко мне, с интересом вглядываясь в лицо. — Неужели несгибаемая Ари дала слабину, и в ее железной броне наконец-то образовалась брешь?
— Не издевайся, — прошу непривычно тихо, — я просто подумала... Подумала, что ты прав, и я должна рассказать Демиду про Катю. Все равно он докопается рано или поздно, так что лучше, чтобы я сама сказала правду, пока до нас не добралась его служба безопасности.
— Убила, — Феликс падает обратно в кресло, — ты все-таки решила не ждать до глубокой старости и не открывать эту тайну на смертном одре?
— Когда ты выпьешь, становишься просто невыносим, — встаю и одергиваю кофту, — с тобой совершенно невозможно разговаривать.
— Сядь, — говорит Фел непривычно резким командным тоном. — Что решилась, молодец. Сколько можно тянуть резину. Но сейчас этого делать нельзя, Ари. Для блага самого же Демида.
Медленно опускаюсь в кресло. Ощущаю зарождающуюся тревогу. Что они ещё придумали?
— Поясни.
Феликс неопределенно взмахивает рукой, и по траектории ее движения становится заметно, что мой друг все-таки достаточно нетрезв. Как бы он ни держался.
— Как думаешь, что в первую очередь сделает Демид, когда узнает, что Кэтти-Деви априори Ольшанская? Разумеется после того, как вдоволь побьется головой обо все возможные ограждения в шаговой доступности? — Феликс спрашивает, и сам же отвечает. — Правильно. Он не успокоится, пока в паспорте Кэти не будет написано Ольшанская Катерина Демидовна. Сечешь?