Девочка из рода О'Хара
Шрифт:
Филипп открыл рот. Он не знал этого. Батлер продолжал:
— Не люди, — живые деньги. На такой чертовски тонкой струне, как любовь к женщине, из мужчин можно вить веревки.
Филипп удивленно хмыкнул. Ничего хорошего в этой черте он не видел.
— А потому, секрет прост. Ты придешь к банкиру и условно говоря спросишь его: не узнаете ли вы меня?
Филипп расхохотался.
— Мистер Чарльз, вы говорите это так, будто я — его тайный сын, который придет и обрадует папочку своим рождением. «Посмотрите, мой милый папа,
— Может быть, — устало проговорил Батлер и сел на стул. — В твоих чертах он должен узнать черты Кэролайн и в душе его проснется ураган, который сметет все преграды, воздвигаемые разумом. Ты понимаешь меня, мой мальчик? Ты должен возродить в сердце старого человека любовь к давно ушедшей женщине.
И тогда, желая видеть ее возле себя даже в таком отвратительном облике как твой, он сделает все возможное, чтобы это было так, и предложит тебе работу. Точнее, ты должен намекнуть ему сам про то, что удержит тебя возле него. Действуй.
Филипп поперхнулся виски. Напиток оказался крепким.
Батлер принял это на счет своей идеи. Он еще упорнее принялся убеждать юношу, и хотя оптимизма насчет его плана Филипп не испытывал, он, в конце концов, согласился.
Молодой человек очень быстро пьянел, и границы реального размывались в его сознании. Он качался на стуле, и неожиданно упал на пол.
Батлер неодобрительно поглядел на Филиппа.
— Тебе говоришь дельные вещи, а ты их не слушаешь.
Батлер понял, что больше ничего сказать не сможет, перебросил Филиппа как мешок с песком на кровать, и ушел спать.
А Филипп провалялся до утра следующего дня, пока его не разбудил Батлер и не велел одеваться, чтобы идти на встречу с банкиром.
В уверенности Батлера Филипп чувствовал силу жизни.
Окончательно в себя он пришел только на улице, по пути в банк. Мистер Батлер вез его на карете.
Рассказ Филиппа
… Улица была какая-то пыльная.
— А когда шел дождь, мистер Чарльз? — похмельным голосом спросил я самозванного защитника.
— Заткнитесь, мистер! От вас несет, как от стухшей бочки со спиртом, если такое вообще бывает.
У банкира вы должны только хлопать левым глазом, а правый не открывать вовсе: он у вас косой, когда вы с похмелья. Если вы не будете это делать, ранее влюбленный в покойницу Кэролайн Харвей никогда не узнает в вашем похабном лице черты своей возлюбленной. Все зависит от вас.
Я пропустил скабрезности Батлера мимо ушей.
«Старый черт. Думает, что он один знает все про человеческую душу. Я в своем юном возрасте тоже кое в чем разбираюсь».
Я скрестил ноги. А потом руки. И сплюнул в окно. Показал язык встречной девушке и ущипнул себя за попу, чтобы больше так не делать. Мной владела ярость. Я вышел из под контроля пай-мальчика
Дом банкира был претенциозен. Колониальная белая громада в три этажа и с каменными львами по бокам парадного крыльца.
— Ведите себя поприличнее, мистер. — Напутствовал его Батлер. Он заметил странности в поведении молодого человека.
— По всей видимости винные пары вывели вас из-под контроля вашего захудалого сознания, так это еще не повод, чтобы вы думали, будто все будут к вам относиться как к пай-мальчику, которому необходимо прощать случайные шалости. Запомните, чтобы добиться этой аудиенции я потратил слишком много денег.
Если бы Батлер пореже ссылался на то количество денег, которое он потратил на меня, я бы ему больше верил.
У подъезда их встречал белый дворецкий. В ливрее. Такого в домах Юга отродясь не было. Белые люди не прислуживали. Они могли быть нищими, неуважаемыми, но никогда не опускались до работы лакеев. На это годились черные.
— Что это, мистер Чарльз? — спросил Филипп у Батлера, указывая глазами на белого дворецкого. — Это перекрашенный черный?
— Не задавай вопросов, на которые ты сам можешь придумать ответ, — прошипел Батлер.
«Ну и передняя… Холл — необъятных размеров. И опять каменные львы». Навстречу гостям по лестнице спускался мистер Джек Харвей. Глядя на него, Филипп вспомнил ряд тонкостей, которые выветрились из его пьяного сознания.
Прежде всего, мистер Харвей был отцом жены дяди Пьера. Он был отцом Сьюлин и при этом любил сестру Пьера. Замечательно! Его привязывали к дому Робийяров двойные узы. Очень мило!
А знал ли он о том, как Сьюлин терроризировала Кэролайн? Наверняка не знал! А то бы он потрепал свою дочь по загривку. И он же был дедушкой Эллин — это поразило Филиппа больше всего.
«Боже мой, — мой родственник!»
У меня началась икота. Батлер двинул мне локтем в бок. Дыхание сперло. Харвей подумал, что я восхищаюсь его домом. Он ласково взял меня под локоток, и нимало не заботясь о Чарльзе Батлере, повел одного наверх в свои аппартаменты. Мне было стыдно обернуться и взглянуть в глаза мистеру Батлеру.
Филипп не видел, как Чарльз заговорщицки улыбнулся им в спину, а когда мистер Харвей обернулся — показал большой палец правой руки. Харвей ответил подмигиванием.
Юношу привели в кабинет.
— Выбирайте себе кресло, — предложил Харвей — мой родственник.
Я опять икнул. И вспомнил бешеный взгляд Батлера.
Юноша не знал, что идет по пути хорошо продуманного сценария.
— Выберите вон то, — будто на мороженое, указал мне Харвей. Кресло было явно очень старинное и к тому же — глубокое.
— По-видимому, что-то очень важное привело вас ко мне, коли вы так неожиданно вспомнили о нашем родстве, — высокопарно обратился ко мне банкир.
Я покраснел и икнул. Банкир досадливо поморщился.