Девочка, которую нельзя. Книга 2
Шрифт:
— Ну всё, считай поссала. Дальше будем по-плохому.
Заволокли обратно в спальню, завалили на кровать. Один жёстко уткнул лицом в матрац и навалившись всем весом, удерживал заломленные за спину руки, а второй вязал отчаянно сучащие ноги…
В тот момент я узнала, что такое настоящее бессильное отчаяние. Против двух амбалов я ничто. Они просто порвут меня в приступе злости, отымеют во все щели и скажут, что так и было. И ни хрена я потом никому ничего не докажу. Ни дамочке, которая утверждала, что мне ничего не угрожает, ни, тем более, её муженьку.
Но, как ни
— Доигралась, сука, — склонился надо мной мужик, который смотрел перед этим телек. По лбу его растекалась кровь, а я даже не знала, чем умудрилась так удачно садануть. — Щас ребята подъедут, ганг-бенг тебе на максималках устроим.
На кровать подсел первый мужик.
— Любишь погорячее? Тогда я первый тебя трахну. Обожаю обламывать дерзких дур.
Повёл рукой по моей ляжке, жёстко потёр средний шов джинсов в промежности. Больно и мерзко. Я в отчаянии замотала головой, замычала. Мужик ухмыльнулся:
— Мне нужен заказчик. Не будет его — хана тебе. Подумай об этом.
Потом я долго лежала в комнате одна. Времени подумать действительно было вагон. Первая мысль — а может ну его на хрен и слить дамочку? Тут уж такое дело — каждый за себя… Вот только гарантий, что меня отпустят это уже не давало. Тогда, как быть? Господи, как быть?!
Но чем дольше я лежала, тем отчётливее понимала, что, если бы они имели полномочия на беспредел — уже бы всё сделали. Но меня не то, что до сих пор не изнасиловали, а даже самого безобидного леща ещё ни разу не врезали! А значит что? Дамочка была права, уверяя, что будут запугивать, но не тронут?
Мужики ещё много раз заходили с допросом. За окном уже стемнело, а я теперь знала, что этого, с разбитым лбом зовут Вася, а первого Толя. Что первый курит обычный табак, а второй парит фруктовый вейп. Уже поняла, что кормёжки действительно не будет, как и воды, как и туалета. И перебрала весь свой запас самой отборной ругани и провокаций, говоря с мужиками дерзко, словно была бессмертной, и с каждым разом всё больше убеждаясь — они действительно меня не тронут.
А ночью неожиданно заявился сам хозяин, и вот тогда-то я действительно струхнула.
Он вошёл в комнату тихо, как тень. Я не услышала. И лишь почувствовав внезапную тревогу, какая бывает от пристального взгляда спросонья, резко очнулась от мучительного из-за затёкших суставов полудрёма. И испуганно задохнулась — на меня со строгим недовольством взирал Гордеев!
— Ну привет, — ледяным тоном изрёк он. — Соскучилась?
В одно мгновенье — тысячи мыслей-ощущений. И злость, и вина, и радость, и обида… И финальным аккордом жестокое разочарование — нет, это не он! И по большому счёту, даже не очень-то и похож. Но это не отменяло той фигни, что меня по какой-то странной причине опять на нём заглючило! Наверное аура. Такая же упёртая и властная, как у Гордеева. Ненавистная и обжигающая… до дурацких
Взгляд хозяина бесцеремонно блуждал по мне и был тяжёл, словно чугунное ядро, но при этом слеп. Словно мыслями он находился где-то далеко, в персональном Аду, где его вот уже целую вечность как истязают куда более глобальными нежели покоцанная тачка за двадцать лямов проблемами. А я просто попала под руку. И если предположить, что источником его тяжких дум является жена, то я попала вдвойне: её-то он может и не тронет, милые бранятся — только тешатся, а вот я… Стать «козой отпущения» для богатенького самодура — хуже не придумаешь. Поэтому лучше мне помалкивать и придерживаться прежней тактики.
Попыталась скорчить максимально презрительную рожу, что довольно-таки сложно с порнушным шариком во рту, но ничего не произошло. Мужик продолжал уничтожать меня тяжёлым невидящим взглядом и молчал. А я из последних сил держала свою дерзкую марку и почему-то снова проваливалась в ощущение Гордеева.
А что, вполне в его крокодильем духе — таинственно заткнуться и терпеливо ждать пока жертва сама сдохнет от невнятного чувства вины и… передоза мурашек в организме. Нет, это какая-то Гордеево-мания, честное слово! Мне даже захотелось мотнуть головой и проморгаться, чтобы скинуть наваждение.
Скрипнула дверь, и у стены встал Толик с широким армейским ремнём в руке. Я поёжилась. Пороть что ли будут? Это была бы эпичная кара, чего уж там. Даже Гордеев бы одобрил.
Всё происходило безмолвно и даже как-то обыденно, и от этого становилось ещё тревожнее. Почти все маньяки и садисты — тихушники, так говорил Гордеев. А кому, как не ему знать это наверняка?
— Щипцы есть? — скептически глянув на ремень, спросил хозяин.
Хорошо, что у меня шарик во рту — не так заметно, как перекосило лицо…
— Пассатижи, — кивнул тот.
— Отлично. Если к обеду не одумается, начинайте с ногтей. На ногах. Руки я тогда сам, ближе к вечеру. Если не заговорит, конечно.
— Заговорит. У меня ещё ни один клиент больше трёх ногтей не выдерживал. Про зубы вообще молчу.
— Ну и хорошо, — безучастно согласился хозяин и, поднявшись со стула, шагнул ко мне.
Я невольно дёрнулась, пытаясь отползти, но получилась просто конвульсия. Хозяин с ледяной усмешкой потрепал меня по щеке.
— Ну давай, не скучай тут… дерзкая. А если что — зови этого дяденьку, он развлечёт.
В голову ударила, но тут же утонула в дикой злости паника. Да как они смеют, вообще?!
— Я девочка Гордеева! — закричала я. — Он за меня уроет! Из-под земли тебя достанет, гад!
Но получилось лишь яростное «Ммм-мм-м-м!» и вспыхнувшее от натужного бессилия лицо…
Через пару часов Толик снова зашёл, но вместо обещанных пассатижей, как ни странно, принёс стакан воды. Мои рот и горло давно пересохли, на языке шероховато солонел вкус проклятого порношарика. Пить хотелось почти как жить, но я отказалась — мало ли чего он туда подсыпал! — и тюремщику пришлось больно сжать мои щёки, насильно разжимая челюсть. А вот воду заливал аккуратно, стараясь не расплескать и приговаривая почти ласково: