Девочка, которую нельзя. Книга 2
Шрифт:
— Пятьдесят тысяч! — сходу пресекая любую возможность торга, брякнула я. Пусть обалдеет, скажет, что это дорого, да я пойду, от греха подальше. Изначально дурацкая была идея связываться с официалами. — Наличными, сразу!
Но мастер лишь приподнял бровь.
— Пятьдеся-я-ят? А куда вы обращались, если не секрет?
— В ломбард, не помню название. Слушайте, ладно, я, наверное, лучше там и сдам. Извините за беспокойство и отдайте мне…
— Не торопитесь, думаю, мы предложим больше, — спокойно прервал он меня. — Сейчас я созвонюсь с офисом и выясню точную сумму. Просто подождите немного.
И, взяв мой паспорт,
Кот обиженно мявкнул, когда я спихнула его с прилавка и, просочившись между прутьями решётки, слинял к мастеру. А я… Я не была котом, поэтому чуть не застряла, протискиваясь в чертовски узкое окошко приёмки. И если бы в этот момент пришёл ещё какой-нибудь клиент — он бы застукал мою задницу, по пояс торчащую снаружи, красное от натуги лицо и резиново, с отчаянным кряхтением тянущуюся к серёжкам руку…
Этой ночью я почти не спала, морщась от синяков на рёбрах и пытаясь сообразить, что же теперь.
В мастерской наверняка были камеры, заснявшие мой беспредел. И пусть формально я ничего не воровала — серьги изначально были мои, но само поведение вкупе с фальшивым паспортом, это конкретный попадос. И всё-таки это намного лучше, чем если бы, благодаря оперативному звоночку мастера, менты приняли меня уже на выходе из мастерской. Просто пришло время в очередной раз менять город, только и всего. Но на этот раз у меня будет целых пять тысяч наличкой!
Утром следующего дня я уже была в ломбарде за рынком. Приёмщик, вытирая об штаны испачканные беляшом руки, кивнул мне, как старой знакомой:
— Ну что, в лом?
Я, зажимая серьги в кулачке, кивнула… но в последний момент сдалась:
— Нет! С выкупом!
Видеть, как эти милые цветочки сминают чьи-то чужие грубые руки, выковыривая камушки и превращая полный глубокого смысла талисман в безликий лом было выше моих сил.
Глупо отрицать — я влюбилась в этого гада, да. Он мне сердце расцарапал, а я всё равно не верю, что он хотя бы на секундочку, хотя бы в тот день на стрельбище, не был со мной искренним. И лично уничтожать то единственное, что даёт мне эту веру… Ну нет! Это пусть Гордеев крушит и калечит, ему бездушному, это проще простого. А я не стану. Я просто прощу и отпущу.
И ведь действительно, выходя из ломбарда с деньгами в кармане, вместо радости я испытывала неподдельную тоску расставания. Такого со мной ещё не было. Я словно только сейчас окончательно поняла, что этот странный, непонятный, но ставший таким удивительно близким человек навсегда остался в прошлом. А на его месте осталась лишь дыра. Щемящая нерастраченной нежностью пустота.
Наверное, эта хандра и сыграла со мной злую шутку: я настолько ушла в себя, что не заметила слежку. А когда на меня напали, было уже поздно — они налетели, заволокли в кусты и, от души попинав и обобрав карманы, сбежали. То ли эти гады засекли меня ещё у ломбарда и вели именно с целью обворовать, то ли просто случайные — какая теперь разница? Спасибо не изнасиловали. Жаль, что не прибили.
Переночевала я на прежнем месте, а с первой зарёй пошла прочь. Решила для начала отойти
Страшно устала, да ещё и есть хотелось ужасно, но гордость всё ещё упрямо не позволяла просто подойти к кому-нибудь и попросить купить булку! Я просто сидела на корточках, чуть поодаль от входа, и наблюдала, как из маркета выходят дожёвывающие еду люди, как на ходу допивая кофе, бросают стаканчики в урну, и думала — а вот если сейчас кто-нибудь выкинет недоеденный хот-дог… неужели я подберу?
В этот момент от колонки отъехал и затормозил почти у входа изящный беленький лексус. Из него вышла дамочка лет тридцати пяти и, что называется, «вся из себя на миллион» — начиная шмотоками, от которых за версту несло брендами, и заканчивая формой бровей, какая бывает только после дорогого салона. Да и вообще, красивая тётка, приятная, только слегка не в себе: взгляд в пространство, движения рассеянно-заторможенные. Сначала она не заметила бордюр под ногой и чуть не растянулась на пороге, потом чуть не вошла лбом в закрытые двери… Я проводила её взглядом, а у самой сердце заколотилось — мадам не закрыла машину! Больше того — даже двигатель работал, и, если бы я умела водить, то вполне могла бы её просто угнать. Но водить я не умела, а вот всё остальное…
Поднявшись, осторожно заглянула в витрину заправки — дамочка подошла к кассе, но перед ней ещё была очередь из двух человек. Я замешкалась на мгновенье, но, воровато обернувшись на колонки, всё-таки подошла к машине. Задние стёкла были тонированные, передние лишь слегка зеркальные. Одним глазом карауля хозяйку, я заглянула в обтянутый светлой кожей салон: на сиденьях спереди не было ничего интересного, а вот на заднем мне померещилась беззаботно брошенная сумочка.
Адреналин зашкаливал. Руки потряхивало, жёстко пересохло в горле, но времени на рефлексию не было, и я, в очередной раз глянув на хозяйку и увидев, что она уже разговаривает с кассиром, осторожно приоткрыла заднюю дверцу и, наполовину сунувшись в салон, подхватила сумочку. Рванула прочь… и с разворота влетела прямиком в грузного заправщика!
— Ах ты кур-р-р-ва! — Схватив меня одной рукой за химо, а другой вцепившись в мою добычу, заорал он на всю заправку. — А вот я тебя сейчас ментам сдам!
— Пусти, козёл… — в отчаянии зашипела я. И даже попыталась ударить, но кулаки мягко проваливались в бескрайнее пузо и не дотягивались до красной морды. — Пусти, сказала, гад, или я тебя…
— Курва! — привлекая внимание всех, кого только можно, продолжал орать он. — Воровка поганая!
— Спасибо, за помощь, но не надо столько крика, пожалуйста, — раздался вдруг спокойный голос. — Держите. — Хозяйка машины протянула мужику зажатую в ладони купюру. — Держите, держите, полицию не надо.
— Но она же…
— Всё в порядке, дальше мы сами. Просто посадите её назад.
Мужик впихнул меня в кондиционированное, пахнущее дорогими духами нутро лексуса, и одновременно с этим за руль села сама хозяйка. Тут же щёлкнул центральный замок, и я оказалась в ловушке, а дамочка, недовольно хмурясь — то ли на меня, то ли на сбегающуюся к нам толпу зевак, тут же тронулась с места.
Я ошалело молчала. Ну а что мне ещё делать-то? Кидаться на неё? Душить, кусаться? Был бы мужик, ещё ладно, но с бабой…