Девочка, которую нельзя

Андриевская Стася

Боже, как же меня к нему влекло! Как же торкало!

— Игнат, ты спишь?

Подползла ещё ближе. Теперь я могла даже рассмотреть морщинки в углах его глаз и пульсирующую жилку сонной артерии на запрокинутой шее. Слышать едва уловимое дыхание. Чувствовать сумасшедший, лишающий последних мозгов запах его тела — жаркий, терпкий. Мужской.

Приподнялась над ним на локте:

— Эй…

Ноль реакции, даже глаза под веками не бегают. Его просто вырубило. Полный аут.

И я не сдержалась, осторожно повела носом по его щеке… Тёплая,

колючая. Нереальная! Обняла его, утыкаясь лицом в шею, устроила голову на плече. Такой сильный и близкий. Обняла ещё крепче, блаженно зажмурилась — как будто всё по-настоящему, и он мой. Только мой!

Приподняла голову, замерев в последней попытке сохранить разум. Всматриваясь в его лицо, обмирая от запретности и безнаказанности того, что делаю… И не устояла. Прильнула губами к губам.

Тёплые, крепкие, вкусные. Целовала их до головокружения и не могла остановиться.

Ой, ду-у-ура… Ну, дура… Но, если бы он только знал, сколько во мне нежности — для него одного! Как бы я его любила, как зацеловывала бы… С каким благоговением ловила бы каждое его слово и доверяясь ему без остатка! Это бескрайнее чувство распирало меня, требовало выхода, но всё, что я могла — лишь целовать украдкой его безответные губы, и фантазировать, что имею на это полное право…

И я настолько провалилась в этот омут, что пропустила возвращение Айболита. А когда до разомлевшего сознания наконец дошло — доктор уже поворачивал ручку!

В последний момент успела отлететь на свой стул и принять будто бы небрежную, нога на ногу, позу. Пригладила волосы.

— А вот и я, — показался на пороге Айболит. — Как тут у нас?

— Отлично! — с готовностью соврала я и, вспомнив, что опросник давно лежит где-то там, подскочила, схватила его с тумбы и сунула доку в руки: — Вот! Вроде всё, как вы и просили.

— Проблем не возникло? — с интересом глянул он на бесчувственного Гордеева.

— Что вы! Всё как по маслу.

— Давно он отключился?

— Ну… Не то, чтобы очень. Можно я теперь пойду? Мне ещё по делам надо.

— Да, конечно. Огромное вам спасибо! — слегка поклонился Иван Иванович, выпуская меня из комнаты, но задержал вопросом в спину: — А вы-то как? Не сильно это вас напрягло? Не испугало? Или, может, удивило?

— Он почти всё время читал стихи. Вернее один, по кругу. Это нормально?

— Это блок.

— Да, я знаю. Мы его в школе учили.

Айболит улыбнулся.

— Я имею в виду не поэта Блока, а блокировку коммуникаций. Наработанную годами тренировок защиту от взлома сознания. Как если бы на компьютере на любой ваш запрос выскакивало окошко «доступ запрещён, введите пароль» Так иногда раздражает! Компьютер, я имею в виду. Ну а в случае с Игнатом это как раз нормально. Это значит, что его системы работали в штатном режиме даже в состоянии медикаментозного снятия всех ограничений. В этом и суть данной проверки. А вот то, что он уже спит — это странно.

— Почему? — испуганно обмерла я.

— Ну… если, опять же, выражаться

языком техническим, то это похоже на перегрузку. Как если бы система отключилась чтобы не сгореть — этакий защитный механизм психики. Но в данном случае это не типично для Игната. Его обычно наоборот отбрасывает в гиперактивность, поэтому приходится не только ограничивать его перемещение, но ещё и седатировать в конце сессии, а тут… Скажите, перед тем как отключиться, он не говорил что-то неожиданное? Что-то другое? Или, может, как-то по-особенному себя вёл?

— Нет, — севшим голосом соврала я. — Как всегда стишок читал.

— Тот же самый?

— Да. Про… — «Про белую-белую женщину, которую он бы в задницу…» Почувствовала, как разгораются щёки, попятилась. — Про аптеку.

— Хм-м, это странно. Но ладно, буду разбираться, а вам, Зореслава, огромное спасибо.

— До свидания…

От волнения дошла аж до конца улицы, прежде чем поняла, что выскочила из отеля, но даже не знаю, куда направляюсь. Медленно побрела обратно.

Может, зря я соврала и надо было сказать Айболиту правду? Решила, что так и сделаю. Но стоило мне войти в холл, как ноги сами потащили к персональному лифту. Нет, ну его на фиг! Вот как случилось, так и случилось! Дальше сами, ребят! Без меня.

На нашем этаже было тихо. Замерла возле своего номера.

…Нет, нет, Слав, давай без этого!

Прислушалась. Ничего.

…Гордеев в таком ауте, что навряд ли очнётся в ближайшие полчаса. Хорошо, если хотя бы к утру! Ну и я же не собираюсь ничего брать. Я просто посмотрю…

Кляла себя на все лады, но на шалость тянуло гораздо сильнее. Может, так на меня подействовали мои секретные поцелуи, а может неожиданно вскрылись мои тёмные стороны? Но тогда я очень, очень плохая девочка! Однако, Гордеев-то об этом не узнает…

Для начала постучала к Сергею. Если он на месте — спрошу какие планы на вечер, могу ли быть свободна. Ну а если нет…

Его не оказалось. И вот уж кого нужно было успокаивать после этой «чудо-сессии» — так это меня! И для надёжности пристегнуть наручниками, ага.

Словом, я пролезла весь номер Игната, но так и не нашла ничего интересного. Ни плёточек, ни кляпов, ни порно-журнальчиков, ни ещё чего-нибудь запретного. Гиря, набор кистевых эспандеров, идеальный порядок в одёжном шкафу — это был тот самый холодный, идеальный эталон бревна Гордеев, каким видел его весь белый свет.

Но в груди у меня зудело — нет, что-то здесь есть! Что-то точно есть!

В детстве, когда ещё жили в военном городке и не отличались особым достатком, родители, бывало, прятали от меня новогодние подарки, которые им выдавали на работе заранее. Но я всё равно их всегда находила. Просто чувствовала, что они есть, и где могут лежать.

Вот и сейчас внутренний голос привёл меня в душевую. Он аж нутро крутил предвкушением! Номер Гордеева был такой же, как у меня, но в зеркальном отражении. Ну и где бы я сама устроила заначку?