Девочка, которую нельзя
Шрифт:
Что ж, я хотя и не ходила по рукам, но, как и положено элитной проститутке, тоже была всего лишь одним из атрибутов хозяйских понтов. И как бы это ни коробило — смирилась. Довольно быстро привыкла быть на виду, почувствовала себя защищённой в тени невозмутимого Коломойца, перестала опасаться встречи с кем-нибудь из своей прошлой, связанной с отцом жизни.
Я уже не стеснялась глубоких декольте и, отдавая предпочтение чёрному, осознанно использовала тот самый образ кошкодевочки в ошейничке, на который навёл меня Гордеев.
Сам он в мою «работу» не вмешивался, но ровно до тех пор, пока я продолжала притягивать похотливые взгляды.
Все эти предложения я с садистским удовольствием пересказывала Гордееву. Надеялась зацепить его побольнее, но он лишь удовлетворённо кивал и велел не расслабляться. И я не расслаблялась — ему на зло. Но совершенно безуспешно, ведь именно ему-то и было плевать на то, что любая скотина могла оттрахать меня взглядом, отвесить сальную шуточку, а иногда и нагло распустить руки. Да что там — ему было плевать даже когда я делала вид, что мне всё это нравится!
Я злилась — на него, на себя. И даже на Коломойца, который, кажется, не на шутку на меня запал, но проявлял свою симпатию неожиданно скромно, словно находясь под гнётом собственных же правил, запрещающих служебный интим. А ещё, он, кажется, он был единственным мужчиной, кто не видел во мне одну из этих, элитных! Однако «в благодарность» за это встретил с моей стороны лишь беззастенчивое, наглое использование себя в попытках манипулирования Гордеевым.
На фоне этих взрослых игр я даже практически забыла зачем вообще ввязалась во всё это. Верка маячила теперь где-то на задворках сознания, и, как ни странно, совесть моя тоже помалкивала, начиная ныть лишь изредка, как правило ближе к утру, когда я доползала наконец до постели. Тогда приходилось насильно заставлять себя вспоминать всё, чем я обязана Верке и обещать себе, что никаких больше дурацких игр в противостояние Гордееву!
Но стоило лишь получить от него очередное указание «подсыпать перца» в свой образ, как меня перемыкало, и всё начиналось сначала.
В итоге, «партнёры» Коломойца открыто вожделели меня как недоступный трофей для своей коллекции, а сам Сергей неадекватно морозился, проявляя трогательные, но совершенно наивные в данной ситуации попытки сблизиться духовно. Я всё больше утопала в этой грязи, время от времени рыдая в подушку от бессилия разорвать порочный круг. И только у Гордеева всё, как всегда, было зашибись.
Глава 20
В один из вечеров, собираясь на очередные «переговоры», я нашла в шкафу свой старый, давно севший телефон. Двоякое чувство! С одной стороны, он так резко напомнил мне кто я, и где на самом-то деле моё место, а с другой, нахлынуло что-то тёплое из странного, но в принципе довольно стабильного недавнего прошлого — тех трёх лет, что я сама по себе девочка.
Этот телефон — единственное, на что я потратилась из тех десяти тысяч долларов, которые дала, отправляя меня на автобус, мама. Остальные деньги ушли в общий котёл с Веркой, и уже она, на правах старшей подруги, определяла куда и сколько нам лучше потратить.
У неё тогда тоже были сложные времена: полтора года назад умерла мама, они с братом попали в детский дом, но Верка вышла уже через год, а брат так и остался там — ей его не отдали, потому что у неё не было ничего своего: ни жилья, ни работы. И вот в этот сложнейший период она ещё и взяла под крыло меня,
Крутились мы с Веркой как могли. Много ушло на съём нашего с ней первого жилья, ещё больше — на то, чтобы хоть как-то приспособить к проживанию её старую дачу-развалюху. И даже гардероб у нас в целях экономии долгое время был один на двоих, а вот моё поступление в колледж пришлось оплачивать вдвойне — и тому, по чьим докам я училась, и ректору — за то, чтобы по итогу мне выдали диплом на моё настоящее имя. Конечно, проще и быстрее было купить готовый, но я хотела быть специалистом. Я реально хотела поступить потом в институт, и стать настоящим ветеринаром. Я любила лошадей — просто с ума по ним сходила! — и мечтала быть стать именно «лошадиным доктором». На такое мне никаких денег не жалко было, и Верка меня в этом поддерживала, потому и провернула аферу с документами.
Она поддерживала, а я… Я тут развлекаюсь, совершенно забыв, где теперь моя подруга.
Старенький, поставленный на подзарядку телефон, наконец загрузился и запиликал поступающими сообщениями. Тоже очень странное, трепетное чувство — как будто я собираюсь заглянуть в прошлое. Боже, а ведь прошёл-то всего месяц и ещё чуть-чуть, как я здесь!
Телефон вдруг зазвонил.
— Ну привет, красотка! — пропела в трубку Маха. — Исчезла, не звонишь… Зазналась что ли?
И её елейный тон, в отличие от моего старенького мобильника, ностальгии не вызвал! Наоборот, резкое чувство отторжения.
— Работаю, Маш. Старый номер лет сто не включала уже.
— Ну так дай мне новый, какие проблемы?
— Нет проблем, — нервно заходила я по комнате, между делом поглядывая на своё отражение в зеркале. — Просто он рабочий. Я не могу давать его кому ни попадя. Извини.
Сегодня я была в очередной подогнанной мне Гордеевым обновке: утягивающей кожаной юбке длиной чуть ниже колен и невесомом свободном топе на голое тело. И прямо сейчас обнаружила вдруг, что при определённом освещении внешне консервативный топик просвечивает, во всех подробностях демонстрируя силуэт моей груди. Гордеев совсем уже с ума сошёл?!
— Хм-м, кому ни попадя, значит… — обиженно процедила Машка. — Ладно, спишем это на звёздную болезнь. Так бывает, когда резко из грязи в князи. Наиграешься — отпустит, вот увидишь. Но всё равно не советую забывать старых друзей, никогда ведь не знаешь, где окажешься в следующий миг.
Вспыхнул экран второго телефона. Я глянула — Гордеев: «Ждём уже три минуты. Какие-то проблемы?»
— Короче, Маш, я сейчас правда очень занята, так что…
— Погоди! Всего один вопрос: мне тут шепнули, что тебя то и дело видят в светской тусовке?
— Ну и?
— Что — ну и? У нас с тобой, вообще-то уговор был! Ты обещала устроить мне встречу с Коломойцем. А теперь что? Решила придержать его для себя?
— Я просто передумала, Маш. Сделка отменяется. Всё. И не звони мне больше.
— Ты… — подавилась она злостью. — А ты часом не охренела там, дешёвка подзаборная?
— От дешёвки слышу! — мгновенно вспыхнула я ответной злостью и сбросила вызов. — С-сука…
Из отеля выходила всё ещё взвинченная, отчего моя дёрганная, скованная узкой юбкой походка на высоченных каблуках казалась жутко нелепой. И это ещё больше раздражало. А тут ещё и Гордеев при виде меня вылез из машины и красноречиво развёл руками, мол, сколько можно ждать?