Девочка летом
Шрифт:
Они вообще не слышат, что я ору. А ору я что-то невнятное, среднее между «Помогите!» и «Идиот!». Плавать, к своему стыду, я не умею, но уже готова бежать к реке и хотя бы орать, но ноги застыли на месте. И тут кто-то хватает меня за плечо, и я давлюсь криком, хотя давно знаю за Алексом эту привычку – подходить со спины. Но это не Алекс! Ворон, друг по переписке, два письма в неделю, Орёл – Калуга, Калуга – Орёл. Улыбается, сдувает отросшие светлые волосы с глаза. Я вижу его второй раз в жизни.
– Ничего, что я без предупреждения? Хотел снова увидеть тебя, год же прошёл с прошлого…
Я
– А… Ты? Откуда? Как? Боже мой! Это правда ты?.. А тут, а у нас… – я беспомощно машу рукой в реку.
И снизу раздается высокий, с придыханием, крик Нюси:
– Пипл! Юрик тонет, правда тонет! По… помогите!
Ворон невероятно быстро соображает. Он скидывает мне в руки куртку вместе с рюкзаком; чертыхаясь, за ним по склону бежит Белый Орёл – оба на ходу сбрасывают кеды и путаются в рубашках, с разбегу ныряют в реку под визг и мат всей честной компании!
«Юра, йоптвою-заногу-душу-гроба-чёрта-дверь! – несётся с воды. – Куртку снимай, ка-азёл!» – это Белый Орёл подплыл к Юрику вплотную.
Не успели все проораться и столпиться у бетонного края реки, как мокрый и чёрный как тюлень Белый Орёл снизу передаёт напитанную водой косуху. Мы с Нюсей чуть не падаем в воду, так неожиданно тяжела мокрая кожа. А злой и оттого втрое сильный Ворон буксирует Юрика к берегу.
Мелкий Воробей, прикрываясь рукой от ветра, добивает забытую на парапете драгоценную сигаретку. Белый Орёл отвешивает Юрику подзатыльник и громко обещает добавить, когда Юрик просохнет и проблюётся. Нюся растирает дрожащего Юрика своим палантином. Белый, весь в гусиной коже Ворон в трусах приплясывает на газоне. Меня чуть-чуть отпустило, и я ловлю себя на мысли: забавно как, Белый Орёл – цыганистый брюнет, а Ворон незагорелый, бело-синий, и волосы у него светло-светло русые. Мы выкручиваем его мокрые джинсы, истекающие речной водой, и ржём, потому что Орёл и Киса матерят Юрика виртуозно и весело.
– Ну ничего себе! Так совпало! Откуда ты, как? Почему не написал? Мы бы встретили! И так вовремя!
– Да тут в военное училище документы подавал. В вашем городе. Не уверен был, что получится, потому не написал, да и не знал, успею ли увидеть тебя, у меня автобус скоро…
– Женя, может, наконец, заметишь меня и подойдёшь? – на краю газона стоит Алекс.
Я радостно бегу к нему – и как об лёд разбиваюсь о его фирменную полуулыбку, презрительную, не сулящую ничего хорошего – только правым углом рта.
– Может, представишь своего голого друга?
…В тот день я опоздала домой на пятнадцать минут. Орали и папа, и мама. Всего послушала: что шляюсь по кустам вместо подготовки к экзаменам, что даже в ПТУ такими темпами не поступлю, что подаю отвратительный пример сёстрам, что бабушка Алекса уже все телефоны моргов оборвала… Как всегда, отец запретил мне выходить из дома в ближайшие три дня и болтать с Нюсей по телефону больше десяти минут. Ладненько, успею Бунина к экзаменам разобрать, цитаты поучить.
По окончанию домашнего ареста и искупительной уборки с выворачиванием шкафов меня всё же выпустили. Родители у меня строгие, но справедливые.
– Не могу понять, Жень, что ты так вцепилась в этот филфак? – Алекс снова завёл любимую пластинку под названием «Пора валить из этого сраного города».
– Да сто раз обсуждали, ну какое мне МГУ, там балл проходной – огого, медалисты со всей страны понаедут, – в который раз объясняю я. – А тут я почти гарантированно поступаю, только сочинение написать. Зря я что ли всю школу на олимпиадах корячилась? Ну и в Москве жизнь дорогая, – я только что придумала этот аргумент, пусть Алекс оценит мою практичность, а то вечно говорит, что я в облаках витаю. – Ты же знаешь, папа на скорой, мама в медучилище, всё государственное, зарплата впритык, мне у них просить стыдно. А ещё сестер двое, не забывай.
– Блин, ты же ездила на этот свой творческий конкурс весной, нормально же всё прошла, сама рассказывала, как там круто, как тебе понравилось.
– Ну там совпало удачно – мама на конференцию ездила, меня с собой взяла. Ольга Павловна из газеты ей позвонила, упросила. А одну в Москву меня никто не отпустит.
– Жень, да посмотри вокруг, это ж не город, а болото! Тут перспектив – никаких! Как знаешь, а я решил в полиграф поступать. Забрал вчера документы из этого вашего политеха, ну его нафиг, куда после него – на завод, инженером, за три рубля? А в Москве я свою рекламную типографию открою. Затусую с московскими металлистами, буду им афиши делать, обложки для дисков, футболки кайфовые.
А мне нравился Орёл. Алекс знал это, но каждый раз бесился. Я тут всех знаю: журналистов из трёх наших газет, всех рок-музыкантов, половину художников. И они меня знают, и не задирают нос, как крутышки-москвичи. Всегда есть кому позвонить и поплакать в трубку, есть кого позвать на мезенский пруд купаться, есть с кем посидеть в подъезде с гитарой, есть с кем рисовать на асфальте пацифики возле мэрии, есть с кем плясать дикие танцы на концерте… Как мне объяснить ему, что здесь уютно, здесь безопасно, он же перекати-поле?..
– А я?
– Вот я и говорю – давай со мной. Может, тебе вообще отдохнуть годочек после школы? Я так сделал и не жалею. Было время подумать, чего я на самом деле хочу.
– И чего же?
– Тебя! – Алекс дёрнул меня к себе, прижав до хруста костей. – Носила б ты, дура, рубашку, под майкой сиськи видны, гопота пялится.
– Сам дурак. Никто не пялится. И нет у меня никаких сисек.
– А мне приятно говорить про сиськи! Эх, Женька, поступишь, не поступишь – нам бы с тобой до Нового года в Москве дотянуть, а там стукнет тебе восемнадцать – и пойдём поженимся, вот все офигеют, да? И ничего тебе уже родители не сделают. Будешь взрослая, дееспособная и замужем. Круто, а?