Девочка летом
Шрифт:
– Что ещё за целовальник?
– Местный жаргон, – пояснила Лена. Вон, ниша в коридоре с окном. Там могла бы быть комната одноместная, а там ничего, просто место для курилки и тусовок.
– А хуйнаны?
– А это один чувак с пятого все стенки ими изрисовал. Потом сходим, покажу.
За дверью был малюсенький коридорчик, справа ванная и туалет, где от света тут же во все стороны брызнули десятки тараканов.
– Располагайся на этой кровати, Жень. В шкафу место есть, а в тумбочке какие-то конспекты набиты, дипломники не забрали, наверное. Твой стол можно к окну придвинуть. Тут я сплю, – Лена показала на кровать у второго окна, отгороженную шкафом. – Там Ринка. Теоретически, это четвёрка считается, четыре кровати должно быть, но пока никого не подселили. – Лена достала из-под своей подушки простенький электрочайник. – Грин, нальёшь водички? Вообще-то чайники нельзя, но коменда сказала – пользуйтесь, только прячьте, когда
– Жрать-то будем, девки? – заорала громогласная Ринка. – У меня есть хлеба полбуханки и два сырка.
– И у меня ещё домашний бутер остался! – вспомнила я. – Только я недолго, мне надо на Арбатскую к четырём, край полпятого. Отсюда, значит, на 26-м до Шаболовки?
– Удобнее на любом до Духовского переулка, а там спиной к кладбищу и бегом два квартала по прямой, а там метро, увидишь. Сейчас я тебе на листочке нарисую. Пять минут идти. А что там, на Арбатской? – заинтересовалась Ринка. – Парень, да? Есть фотка?
***
Из Арбатской вылетаю в 16:10. Возле входа в метро на небольшой площади клубится народ, громко матерятся подвыпившие панки, худосочный парнишка, старательно вытягивая вперед нижнюю челюсть, поёт Цоя, вокруг него бегает девчонка-аскер, протягивает прохожим то джинсовую панамку, то пластиковый стакан, в который добрые люди периодически наливают то пива, то джин-тоник, то колу. Сидит на картонке нищенка, рядом продают лотерейные билеты, чуть дальше бородатый дед высвистывает популярные мелодийки на глиняной птичке, мужик в сером вытертом костюме торгует марионетками: в его руках ловко приплясывает на тонких лесках улыбчивый пёс из пенопластовых шаров и кусочков меха. Между торговцами колышется толпа. Я влезла на парапет и прищурилась, придерживая очки. Алекса не было видно. Надеюсь, что он тоже опаздывает, а не обиделся и не ушёл. С самого начала отношений мы договорились: во-первых, приходить на встречу всегда, даже если умер, воскрес, ногу сломал и не успел, во-вторых, ждать до последнего, хоть два часа, хоть три. Я достала из рюкзака тетрадь и книжку. Читать не хотелось. Я стала описывать всё, что вижу вокруг себя, как учила Ольга Павловна из редакции. Записывать надо сразу, а то потом впечатления протухнут. Надо будет предложить заметку «Как я поступала на журфак». И не поступила, ага. Позориться – так на весь город. Я выдернула двойной листок и села писать письмо Ворону. Письмо всегда меня успокаивает.
«Привет! Прости за опаздывающее письмо, сам знаешь, сколько всего происходит. Я всё же решилась! Пишу тебе из Москвы. Сижу сейчас на асфальте у метро Арбатская. Вокруг много очень прикольных людей гуляет, но ролевиков я пока не видела. Впрочем, я только сегодня приехала. Про экзамены я напишу потом, когда всё прояснится. Пока, честно говоря, всё не очень радужно. Скажу только, что было очень страшно и я в ужасном раздрае. Обязательно сделаю дыхательные упражнения, которые ты присылал. Поселилась в общагу, познакомилась с двумя девчонками, с ними и живу. Одна из них неформалка, любит гранж и хардрок! Как обещала, присылаю тебе маленький рассказик, я написала его ещё дома. На самом деле это скорее сон или видение. У меня бывают такие выпадения из реальности, как будто я вижу чужие жизни или что-то такое… не знаю. Вчера смотрела из окна на крышу соседней девятиэтажки и совершенно чётко увидела, как за лифтовой шахтой стоит на одном колене и куда-то целится лучник. Или буквально утром сегодня увидела на асфальте надпись через трафарет „Убегай! – и побежала. А если бы не побежала? Я верю в знаки и думаю, что всё не зря. Может быть, духи говорят со мной. Почти уверена, что с головой у меня всё в порядке, просто я живу в другом мире. Стихи совсем не пишутся. Пыталась переводить в рифму Blind Guardian ‘Nightfall in Middle Earth’, пока ужасно пафосная ерунда получается. Это я так к экзамену по английскому готовлюсь, хаха. Спасибо тебе, кстати, отдельное за распечатку их текстов: со слуха я понимаю примерно половину.
Ладно, засим прощаюсь, буквально через пару дней напишу ещё. Пиши мне пока на домашний адрес, но на конверте я напишу новый, московский, надеюсь не сглазить!
Надеюсь, мы ещё увидимся до того, как тебе придёт повестка (но ещё больше надеюсь, что она не придёт вовсе).
Добра и радости тебе,
Джиневра.
PS. Рассказик на отдельном листе, прости за мелкий почерк, писала наскоро».
Джиневра – это мое ролевушное имя, потому что я очень люблю все легенды об Артуре и рыцарях круглого стола. Сейчас я назвалась бы как-нибудь иначе, по-эльфийски. Но теперь все привыкли, к тому же имя похоже на моё цивильное, легко запомнить. Я достала из книги сложенный вчетверо лист из блокнота, перечитала:
«Первый раз она убежала
Скоро 38».
Немного поколебавшись, запихнула вместе с письмом в конверт с навощённой маркой (если повезёт, можно будет стереть штамп и использовать ещё раз) и заклеила. Рядом нашёлся почтовый ящик. Едва я опустила письмо, тихо подошедший Алекс гавкнул мне в ухо, подхватил за талию, закружил.
– Испугалась? Пойдём тусить!
Просачиваясь сквозь толпу, лавируя между деловыми тётками с начёсами, солидными мужиками с потными лысинами, бабульками с тележками, бездомными со стаканчиками для подаяния, торговцами цветами, свежей малиной, книгами, конфетами, магнитами, журналами «Семь дней», мы спустились в переход-«трубу». Там кто-то исхитрился подключить усилок, гудели басы, серьёзные ребята играли что-то из AC/DC. Поклонники в коже обступали музыкантов тройным кольцом, степенно кивая в такт.
– Держись за руку, потеряешься! Что ты говоришь? Я не слышу!
– Почему ты не спрашиваешь меня, как экзамен прошёл?..
– А что-то не так?
– Да нет… проехали.
Арбат для меня был праздником, карнавалом, выставкой, цирком и театром одновременно. Я всего во второй раз тут без родителей, только успеваю крутить головой во все стороны.
– Девушка, хотите портрет? Молодой человек, давайте я вам вашу даму нарисую!
Мы немного замедлились у художников, занявших начало улицы. Зазывали не меня – мы не выглядим платёжеспособно. Десятки пастельных портретов голубоглазых детей и фальшиво-мечтательных девушек были выставлены на этюдниках для образца, а на шаржах знаменитостей – кудлатой Пугачёвой и головастого Цоя с огромной челюстью и малюсенькой гитарой – были приклеены оранжевые ценники, как на сникерсах в ларьке.
– Интересуетесь? Возьмите на подарок!
Потянулись лотки с ушанками, матрёшками с изображением Горбачёва и Ельцина, советскими значками, хохломскими ложками, гжельскими вазами, сувенирными балалайками, медалями, фляжками, фенечками, бусами. Гроздья бисерных браслетов меня почему-то расстроили: все зимы я проводила, склонившись с леской над россыпями мелких бусинок, составляя всем друзьям особенные орнаменты, учитывая значения каждого символа, каждого цвета: Алексу тёмно-синий с рунической надписью, Ворону – широкий чёрный браслет с Белым деревом и семью звёздами, Нюсе – красно-белый орнамент, чтобы притянул любовь и свободу. У меня 15 браслетов на руках, и каждый сплетён подругами и подарен со значением. Плести самой себе фенечку просто пошло. Собственные поделки носят только до момента обмена подарками. А тут можно просто заплатить и увешаться оберегами с головы до пят. Лишних денег на фальшивые украшения всё равно нет, так что фиг с ними. Я с удовольствием пялилась на прохожих. Тусовка в родном городе была совсем крошечной, даже семейной – все полушутя называли друг друга сыном, дочкой, братом и даже внуком, образовывая кровосмесительный клан человек на 30: романы и «семейные» связи были скоротечны. Всех парней с длинными волосами в городе я знала если не лично, то по имени.
Здесь же толпа поражала. Двое помятых панков с ирокезами, громко ругаясь между собой, тормошили ещё более мятую лысую девицу в клетчатых штанах, сидевшую на земле с безразличным видом: «Жаба, мать твою, когда ты ужралась?» Девушка подняла на меня совершенно мутные глаза, громко рыгнула и завалилась набок.
– Народ, вам помочь?
– Да чё ей будет, жабе. Разве пять рублей дай! – вяло отозвались панки, взваливая девицу на плечи и волоча куда-то в переулок.
Где-то рядом должна быть «Стена мира». Я почему-то представляла себе, что около неё должны сидеть настоящие бродячие хиппаны, играть на гитарах что-нибудь из Jefferson Airplane. И, конечно, кто-то махнёт рукой – сестрёнка, иди к нам! Я очень старалась выглядеть так, чтобы сразу давать понять миру, кто я: волосы на прямой пробор перехвачены тесёмкой на лбу, самые круглые очки, которые можно было заказать под мои толстые линзы, на шее бисерные бусы и большой деревянный пацифик, витые индийские кольца в ушах, рукава рубашки подвёрнуты, чтобы видны были фенечки, клешёные джинсы я сама вышила мелкими цветами и бабочками, а через плечо перекинута узорная торба, сшитая из узбекского покрывала на старом «Зингере» Алексовой бабушки.