Девочка на шаре
Шрифт:
Воздушный шар с намалеванными на нем каракулями, снующий туда-сюда в двух с половиной метрах над землей, было первое, что привлекло внимание Кторова, когда он зашел в парк, надвинув шляпу и поправив темные очки в пол-лица. Шар пролетел над главной аллеей к карусели, и Кторов тоже зашагал туда. Забренчали, тронувшись, расписные деревянные кареты, и он подумал, что мог бы наконец воплотить свою мечту — под покровом ночи подкупить владельца и прокатиться в заводном экипаже, куда взрослых не пускают ни под каким видом. Между тем шар переместился в сторону зоологического павильона — географию парка Кторов знал назубок: не один год слонялся тут от аттракциона к аттракциону, предлагая помощь в починке механизмов. Значит, теперь пузырь завис, судя по всему, над домиком со стеклянными стенами, где в аквариумах разноцветные рыбешки бесшумно наворачивают круги. Не мигая, Кторов следил за пузырем, прислушиваясь к тому, как в голове у него шуршал чертеж — сами собой пересекались линии
Солнце скоро скрылось, разноцветье клумб побледнело, толпа в парке поредела — наступило время обеда. Ленни собралась уходить, но тут взгляд ее — особый взгляд охотника, к которому она приучилась, собирая с Неточкой сюжеты для киносъемок, — остановился на интересной сценке. На одном из столиков неприметного кафе, притулившегося около забора, увитого плющом, была выложена гора винтиков, гаек и прочей металлической мелкотни, из которых чьи-то большие костистые пальцы выкладывали узоры — то так, то эдак, — видимо, продумывая схему работы какого-то механизма. Целый механический спектакль! Ленни стала щелкать фотоаппаратом. Раз! — и рука сгребла свое инженерное богатство со стола. Ленни перевела видоискатель и сфотографировала лицо: очки, прямая линия губ, будто не приспособленных для улыбки.
Допив стаканчик, Кторов отправился в сторону шапито, где предполагал встретиться с давними цирковыми знакомыми, которых хотел затащить в съемочные чертоги. Для фильмовых серий нужно все больше гэгов, один он уже не справлялся. Ленни посмотрела вслед высокому нескладному человеку и помчалась проявлять снимки. Вот бы снять сцену с руками и винтиками на пленку! Для фильмы, фильмы, которой она уже придумала название — «Фантом с киноаппаратом», — это был бы сквозной ход! Рифма, которая соединила бы все ее маленькие сюжеты, пойманные «врасплох»! Случайный посетитель кафе собирает и разбирает за столиком механизм мира. Как он заводится и почему останавливается. Сложив через полтора часа высохшие фотографии в конверт, она пришла к шатру шапито — вдруг странный верзила еще там? А Кторов как раз из шатра выходил. Так они и познакомились. И проболтали час. Возвращаясь вечером домой, Ленни обратила внимание на плакат, перегородивший улицу около синематографа «Вечерний бриз». Лицо без улыбки с прямоугольными чертами. «Печальный комик…» Бог ты мой, это же ее новый знакомый! С тех пор Кторов время от времени заходил в ателье Лурье и даже разрешил выставить свой портрет в витрине, чем несказанно обрадовал старика фотографа. А также водил Ленни к циркачам, где показал несколько своих будущих чудес, и на железнодорожную станцию, рассказал о фильме, в котором его партнером будет паровоз. О себе Ленни особенно не распространялась, но, кажется, и без слов он что-то знал. Смешную они представляли собой парочку — в сущности, Ленни едва доставала ему до талии. Однажды уж очень теплым и ласковым вечером она даже подумала — а не может ли быть у них… ну, интрижки, что ли? Так легко они вместе перескакивают в другие миры, совершенно, казалось бы, осязаемые и материальные. Однако «нет», — ответила она самой себе. Не стоит связываться с Кторовым. Ведь он… с ним надо быть готовой ко всему. Например, расстегнешь пуговички его рубашки — одну, вторую, третью, — а там не только впалая грудь и ребра, а еще в пупок заезжает игрушечных размеров настоящий паровоз… «Человек ли он, Кторов? Вот в чем вопрос», — размышляла Ленни, засыпая. И давно уже по ночам под кроватью шептались в своих металлических сундучках ее кинопленки. «Говорят, около Ялты растет целый студийный город… Если Кторов не выдумывает…» — бормотала во сне Ленни.
Оказалось, не обманывает. Как-то он сказал ей своим шершавым невыразительным голосом:
— Приходите в воскресенье ко мне на дачу. Я устраиваю прием.
— Вы? Прием? — поразилась Ленни, так не вязалось это слово с Кторовым. Если бы он пригласил ее в механическую мастерскую на сборку паровоза или в цирк на репетицию нового номера… Выяснилось, однако, что цирк все же будет, а главной циркачкой Кторов предполагает представить Ленни.
— Помните ваш воздушный шар? — спросил он. — А не хотите ли устроить трюк не «Девочка под шаром», а «Девочка на шаре»?
И они засели за разработку трюка.
Так Ленни попала на дачу Кторова, а, познакомившись с киношной братией и убедившись, что русский Холливуд — не фикция, не досужие сплетни, — принялась упрашивать Кторова устроить ей экскурсию по киногородку.
— Ну что вам стоит! — ныла она. — Я не буду мешать! Честное слово, совсем-совсем не буду! Посижу тихонечко в уголке, вы и не заметите.
Однажды он пришел к ней в парк и сказал:
— Сворачивайте съемку. Поедем в «Парадиз».
Ленни захлопала в ладоши, чуть не выронив фотоаппарат из рук, запрыгала вокруг Кторова, заверещала. По дороге она так крутилась по сторонам, так подскакивала на сиденье, что Кторову приходилось держать ее за пояс коротких
— А что там, в море? — спрашивала она.
— Корабли. Снимаем морские приключения, — равнодушно отвечал Кторов.
— А там, на горе?
— Декорация. Специально построили — старинный замок. А вон там, — Кторов указывал на огромные причудливые строения, — марсианский город для космической одиссеи графа Толстого «Аэлита».
— Можно взглянуть?
— Пойдемте.
Они подошли к марсианскому городу как раз в тот момент, когда оттуда выходил Ожогин. Увидев приближающихся Кторова и Ленни, он сделал инстинктивное движение, чтобы скрыться или, по крайней мере, сделать вид, что не заметил их. Настроение сразу упало. Ему стало тоскливо и тягостно. Видеть их вдвоем было так мучительно, что он сам удивился силе этого чувства. Он резко развернулся, намереваясь уйти, но было поздно — они заметили его.
— Александр Федорович! — радостно воскликнула Ленни, давно забывшая о том, что он обидел ее на приеме у Кторова, и бросилась к нему. — Как у вас тут!.. Как у вас тут!..
Ей не хватало слов. Она приплясывала вокруг него, и солнечные лучики били из ее сияющих глаз. Он стоял ослепленный этим все поглощающим сиянием, а когда через несколько мгновений зрение вернулось к нему и он снова увидел ее — подпрыгивающую, размахивающую руками — и смог сосредоточиться, новое обстоятельство заставило его изумиться: он потерял слух. Он смотрел на восторженное личико Ленни, на ее маленький, мячиком скачущий рот и понимал, что она что-то очень быстро говорит. Только вот — что? Он встряхнул головой. Наваждение рассеялось, и он услышал — нет, не Ленни — Кторова.
— У вас есть полчаса, Александр Федорович? — Кторов, как всегда, без модуляций, однако довольно фамильярно обратился к Ожогину. — Поводите по территории эту прекрасную девицу, а то мне пора на грим.
И не успели они опомниться, как он повернулся к ним своей прямой жесткой спиной и зашагал прочь. Ожогин кашлянул.
— Так куда вас повести, мадемуазель Оффеншталь? — хрипло спросил он.
Ленни была смущена.
— Простите, Александр Федорович, вам, наверное, некогда. Я пойду, — пробормотала она.
Он вдруг испугался, что она действительно сейчас уйдет.
— Нет, нет, не уходите, — поспешно проговорил он. — Я совершенно свободен. Что вы хотите посмотреть?
Ленни хотела посмотреть, как монтируют фильмы, и он, забыв о двух назначенных встречах и необходимости именно сегодня просмотреть счета и подписать несколько договоров на поставку оборудования, повел ее к монтажным. Мимо промчались разноцветные вагончики — вся территория «Нового Парадиза» была прошита специально проложенными дорожками, по которым раскатывали смешные маленькие трамвайчики, развозя киношный люд из конца в конец студии. Ожогин подумал было, не прокатить ли Ленни на таком трамвайчике, но тут же сообразил, что на трамвайчике они доедут до монтажной всего за пять минут, а вот если идти кружным путем… И он повел ее по еле заметной тропке, вьющейся между соснами, тропке, которая, делая огромную петлю, огибала всю территорию «Парадиза».
Она жадно, глотая от нетерпения слова, расспрашивала его о том, какие камеры используют, и как выставляют свет, и как сушат и проявляют пленку, и на каких монтажных столах работают, и какие новые объективы пришли из Германии, и вообще — как начинался «Парадиз», и что еще осталось сделать. То и дело она оборачивалась к нему, глядя снизу вверх горящими глазами, обдавая его их теплым светом, задевая рукав его пиджака то плечом, то взлетающей кистью руки. Он отвечал ей подробно, обстоятельно, раздумчиво, каждый раз вздрагивая от ее прикосновения, чувствуя приливающий к щекам жар и делая над собой громадное усилие, чтобы вникнуть в смысл ее вопросов. Вдруг она споткнулась о вылезший на дорожку корень сосны и уже летела вниз, грозя распахать землю носом, но он подхватил ее, приподнял, как ребенка, поставил на ноги и тут же, смутившись, отдернул руки. Она не заметила его смущения, как, кажется, не заметила ни своего несостоявшегося падения, ни его помощи.