Девочка по имени Зверёк
Шрифт:
Он огладил бороду, помолчал.
– Почему ты ни с кем не общаешься? Почему много молчишь?
Шакира пожала плечами:
– У меня был отец и…
Он сразу же перебил:
– Об этом больше никому никогда не говори! Чем скорее ты забудешь прошлое, тем будет лучше. Теперь я – твой отец. Да и твоя мать, если хочешь. Вся твоя жизнь отныне – перед моими глазами. Жизнь! Ты поняла? А может статься – и смерть!
– Я поняла, господин Хафиз!
– Можешь называть меня просто Хафиз. Теперь расскажи, чем ты можешь порадовать господина,
– Учили, – прошептала она. Слезы были близко, но тут она разозлилась, и они сразу пересохли. – Да, учили! Я знаю письмо, читаю, рисую, умею играть на лютне. Моим голосом наслаждались мой отец и мой жених. Кому теперь это нужно?! Мне доверят переписывать ученые тексты?! У меня красивый почерк!
– Это я запомню, а будешь дерзить, я отлуплю тебя, – совершенно спокойно заметил Хафиз. Он не сердился, как ни странно, а смотрел на нее со странной смесью любопытства и насмешливости. – Как же ты, такая ученая, попалась нам в руки?
– А что я, такая ученая, могла сделать? Залезть на пальму? Ускакать от вас на верблюде? Зарыться в песок?
Хафиз весело рассмеялся:
– Норовистая кобылка! Необъезженная норовистая кобылка! Итак, ты поешь и играешь на лютне?
– Да, госп… Хафиз.
– Танцуешь?
– Нет.
– Ладно. Значит, лютня?
Он щелкнул пальцами – один из стражников, на лету схватывая его приказания, мгновенно принес инструмент. Лютня была хороша: блестящая, с серебряными струнами. Шакира нерешительно тронула струны – они послушно отозвались нежным звоном.
– Пой, – приказал Хафиз.
Ничего не поделаешь – надо было петь. Ее голос немного дрожал, но, в общем, песня получилась. Главный евнух похвалил и добавил:
– Остальное пока забудь, не нужно. Не помешало бы немного стихов: господин любит поэзию. Так вот – сегодня вечером будешь играть перед гостями.
Он дал несколько наставлений: как ей следует держаться перед гостями, чем можно будет угоститься, если предложат, и когда, по знаку главного евнуха, уйти. Она старалась запомнить.
День прошел в каком-то мареве. От волнения перед вечерним событием у Шакиры разболелся живот, и это, кажется, не прошло мимо внимания гарема. Аиша сказала ей, как всегда, на ухо:
– По тебе видно, что ты идешь сегодня к господину. Это надо научиться скрывать. И что ты так переживаешь?
– Я должна сегодня играть перед гостями на лютне, больше ничего.
– А к жене господина тебя уже водили?
– Не-е-ет, – протянула Шакира удивленно, – я даже не знала, что он женат.
– Он женат, и у него есть сын, которому уже лет шестнадцать. Его зовут Хасан. Такой красивый юноша… – Аиша плеснула взглядом. – Но это неважно. Главное, если ты не была у госпожи, значит, и к господину на ложе тебе сегодня не попасть.
– Я и не тороплюсь, – буркнула Шакира.
– Глупая ты. Все равно этого не избежать. А он не лучше и не хуже
– А чего спрашивать, если все равно правды не узнаешь?
– Да-а, а все равно спрашивают…
– А я не буду! Впрочем, есть вопрос. Я заметила, что, уйдя к нему с вечера, вы все же возвращаетесь в покои гарема.
– А-а, это просто: господин не оставляет у себя на ночь никого и никогда – не любит. Только для…
– Я поняла, поняла. Ничего больше не говори! – Шакира зажала уши.
Аиша махнула на нее рукой и хотела отойти. Но тут подскочила Гюльнара. Она стала толкать Шакиру и со смехом кричать ей в лицо:
– Хочешь я расскажу тебе, сестренка, как господин нас ласкает и как мы его ласкаем? А вдруг тебе понравится? Откуда ты знаешь? Вдруг понравится?!
Она тормошила Шакиру как обезумевшая, а Аиша и остальные смотрели, пока великодушно не вмешалась Сулейма:
– Хватит. Мы сами все поймем. Да и не все ли равно – понравится ей или нет? Важнее, понравится ли она господину?
К вечеру ее нарядили, украсили браслетами, насурьмили брови… Шакира думала, что отведут сразу на мужскую половину, но Хафиз по каким-то замысловатым галереям отвел ее в богатую пристройку. Объяснил:
– Здесь порядок такой: на всех наложниц, перед тем как им предстать перед очами господина, обращает свой взор его супруга, достойнейшая госпожа Маджинум. Она должна знать в лицо всех наложниц «Жемчужины Багдада» – гарема нашего господина. Если она не сочтет тебя достойной украсить гарем своего супруга…
– Меня продадут на невольничьем рынке, – устало-обреченно закончила за него Шакира.
– Правильно! – и Хафиз втолкнул ее в двери роскошных покоев…
У госпожи Маджинум, невероятно красивой женщины средних лет, было очень бледное лицо и несколько печальный взгляд. Казалось, ей сильно нездоровится. В полумраке покоев играла музыка: две музыкантши развлекали госпожу. Облокотясь на подушки дивана, госпожа Маджинум разглядывала Шакиру из-под полуприкрытых ресниц. Хлопнула в ладоши – музыка смолкла.
– Конечно, это не красотка Сулейма, – проговорила она, обращаясь к Хафизу, – но взгляд живой и милая улыбка… – И тихо добавила: – Совсем еще девочка. Она девственна, Хафиз? Значит, ей позволительно иметь детей, если наш супруг того захочет. Подойди ко мне, девушка, и присядь рядом.
Шакира приблизилась и опустилась к ногам госпожи.
– Важно, чтобы ты знала следующее, ведь ты не была еще с мужчиной…
Еще несколько мучительных наставлений – и опять Хафиз ведет ее по длинным галереям.