Девочка-ромашка
Шрифт:
Растащили супруги кровати в разные стороны, потому что спит Люба неспокойно. Николай перевёл дух. Эх, сейчас бы… Оглянулся по сторонам, прихватил дрогнувшее достоинство в ладонь и резко сдавил.
Остынь, дружок, нечего мечтать, ничего тебе не обломится. И не скоро разговеться придётся. Дома глянул в сторону жены. Та тенью передвигалась по квартире, одна рука на груди, вторая живот поддерживает.
Высохла совсем его Любушка, халат, как на вешалке болтается. Жалко Коле жену, но с собой ничего поделать не может. Обнять её
Пожалеть бы бедняжку следовало, но тошнотворный запах гонит прочь. В последнее время старается побыстрее заснуть, чтобы не дышать запахом, что исходит от жены. Жалко Любу, но и себя, не меньше.
Только и остаётся, что слово доброе сказать. Он улыбнулся жене.
–Как ты?
Тусклые глаза уставились на него пуговками.
–Не видишь, что ли?
Николай смутился.
–А мне кажется, ты сегодня лучше смотришься.
–Это, смотря с какой стороны смотреть.
–Люба, ну, что с тобой? Ходишь вечно недовольная…
Люба взвизгнула.
–А чем мне быть довольной? Тем, что ты сияешь, как пятак начищенный, по бабам таскаешься, а я…
Из комнаты выглянула Любина мать.
–Любочка, ты чего? Николай же не виноват, что с тобой такое приключилось. Болезнь, она не спрашивает. Надо потерпеть. Скоро заживут твои раночки, и всё у вас снова будет хорошо. Правда, Коленька?
Никитин кивнул.
–Правда твоя, мамаша. Мы потерпим.
Он прошёл на кухню и услышал, как мать уговаривала Любу не ссориться с ним. Николай остановился за углом, было интересно, что скажет тёща в его оправдание. Хотя, он догадывается, что она может говорить.
И не ошибся. Тёща просила Любу помолчать лишний раз, не ссориться с мужем, а то не ровён час, Николай обидится и вовсе из дома уйдёт, что она тогда делать станет? Одна, с двумя детьми.
Мать, понятное дело, её не бросит, но мужская поддержка тоже нужна. И тяжело матери одной со всем семейством, разве Люба не видит этого? Николаю было слышно, как плакала Люба, но пересилить себя не мог.
Он понимал, что надо вернуться, пожалеть жену, сказать ободряющие слова, поцеловать, позвать с собой на кухню, пусть бы она рядом с ним просто посидела. Перед глазами снова встала Наташа.
Завтра он обязательно зайдёт в бухгалтерию. Ничего в этом плохого нет. Посидит, поест хвалёные пироги, чаю попьёт. Это никак не посчитается дурным проступком. Это же не по углам тискаться, всё на виду.
Все в автобазе знают, что жена у Николая Никитина больна, операцию тяжёлую перенесла, ему даже материальную помощь выделили, и отпуск давали, чтобы он около жены мог находиться.
Ночью Люба ворочалась и громко вздыхала, а утром неожиданно резво встала и прошлёпала на кухню. Там гремела чашками, потом позвала всех на завтрак. Из детской вышла Любина мать.
–Ой, дочка, какая ты молодец! А я прямо, заспалась нонче. Но ты у нас хозяюшка, вон
Николай быстро позавтракал, поторопил дочку, чтобы та не задерживалась. Чмокнул жену в щёчку, с трудом подавил приступ тошноты и даже вымученно улыбнулся. Ничего он не мог с собой поделать, неприятной стала ему жена.
Павлика снова в детский сад не повели, грязь на улице, чего её попусту месить, когда мама и бабушка дома. Пусть ребёнок поспит подольше, поиграет и побегает без присмотра воспитателя.
Люба присела у стола, с грустью посмотрела на мать.
–Ты видела, как Коля сморщился, когда меня целовал? И улыбка… как будто лимон целиком зажевал.
Мать подошла и погладила дочь по голове.
–Потерпи, доченька. Ещё немного потерпи, до выздоровления совсем немного осталось. У тебя и румянец появился.
Люба горько вздохнула.
–Не надо, мама. Мне до выздоровления, как до Кореи ползком. До лета дотяну и с небес вам ручкой помашу.
–Что ты говоришь, доченька!
–То и говорю. Мне в больнице сказали, что месяца три будет плохо, потом начнётся перестройка организма и наступит облегчение. А я седьмой месяц гнию, конца краю этому не видать. Видимо, успела во мне болезнь корешки свои пустить. А повторной операции я не вынесу.
Глаза матери налились слезами.
–Зачем ты так, надо на лучшее надеяться.
–Я бы надеялась, только судьбу не обманешь. Короткий век у меня. Детей жалко. Коленька долго в женихах ходить будет, мигом на моё место новую жену приведёт. У меня одна надежда на тебя, что ты моих не бросишь. Я имею в виду Зойку с Павликом.
–Не брошу, доченька. Дай Бог мне здоровья и долгих лет, я ребятишек до ума доведу. И дед поможет, сильно отец за тебя переживает. Если бы я только могла…
Мать всхлипнула.
–Я бы вместо тебя в гроб легла, только бы тебе лучше стало.
Люба поднялась.
–Я знаю, мама. Пойду я, прилягу. Устала, пока на кухне возилась. Хотела посмотреть, могу ли сама с домашними делами управляться. Посмотрела. Не могу.
В дверях обернулась.
–А Зойку я настрою против отца, чтобы она не давала ему жениться. Колька дочку любит, послушается её. А я сверху наблюдать буду.
Николай высадил дочку у школы, посмотрел, как та скрылась за дверью, повернул ручку радиоприёмника и направился в сторону автобазы. Запала ему в душу Наташка, он сегодня будет есть её пироги и нахваливать.
По дороге заскочил в магазин, купил для девчонок пирожных. Пироги – хорошее, конечно, дело, но сладенького девчонкам больше захочется. Настроение у Николая было хорошим, давно он так не радовался жизни.
Чай в бухгалтерии пили долго. Пироги, в самом деле, были потрясающими. В последнее время дома Николая не больно баловали пищей домашнего приготовления. Иногда готовила тёща, но та торопилась домой, чтобы отнести еду мужу, который теперь жил один.