Девочка с луны
Шрифт:
— Нет, конечно, нет. Но именно это просочилось в прессу. А восприятие — это реальность. Неважно, правда это или нет. Общественность жаждет крови, и правительство должно пустить ее. Атаки разрозненные, групп было много, и никто доподлинно не знает, куда наносить ответный удар. А русские являются отличной мишенью для всеобщего гнева. Наше ядерное оружие приведено в боевую готовность.
— Какое все это имеет отношение к тому, что вы удерживаете моего человека?
— Нападения застали все агентства врасплох. Большинство террористов, участвовавших в атаках, находилось в списках наблюдения. А мы с тобой прекрасно знаем, что эти списки являются лишь пропагандой на потеху публике. Эти списки ни черта
— Потому что все эти службы слишком заняты слежкой за обычными американцами вместо своей работы, — произнес Джек. — Там же много преданных своему делу людей — или, по крайней мере, раньше было…
— Ты прав, Джек, но ты же понимаешь, агентствам нужно отвлечь от себя гнев толпы, и для этого не подойдет радикальный исламский терроризм. Им нужен жертвенный агнец. Эта девушка — никто. Просто барменша, выросшая в трейлерном парке. Легко выставить ее ультраправой экстремисткой. Она отлично вписывается в их пропаганду — белая террористка не мусульманка. Эта жертва идеально подходит нынешней политической обстановке, поэтому они вцепились в нее всеми когтями и не намерены ее выпускать. Ее взяли с ножом и незарегистрированным пистолетом с глушителем, и у нее нет разрешения на оружие. Это уже федеральное преступление, которое соответствует создаваемой ими картине. Как только они выбьют из девушки признание, это переключит гнев общественности с исламистов на нее. Если ее повесят за предательство и терроризм, в сознании публики во всем будут виноваты ультраправые, а не исламские радикалы. Эту идею они и пытаются донести до общественности. Джек, ты не хуже меня знаешь, что иногда нужно принести жертву, чтобы удовлетворить население. Она избрана жертвой. Смирись с этим. Мнение общественности — самое важное.
От охватившей его ярости Джек едва мог говорить.
— Предлагаешь пожертвовать тем самым человеком, который спас страну от ядерной атаки? Твою мать, ты издеваешься?
— Спокойнее, Джек. Это необходимо для блага...
— Она — мой человек, — угрожающе процедил Джек. — Не твой, а мой. На что была бы похожа твоя жизнь, если бы Нью-Йорк накрыло ядерным взрывом?
— Ну, я...
— Хватит ломать комедию, Ангус. Вот что ты сейчас сделаешь. Ты выйдешь на людей, которые ее взяли, и заставишь их отпустить ее. Мне похрен, какое агентство здесь замешано. Ты добьешься ее освобождения. А еще организуешь девушке неприкосновенность, чтобы органы правопорядка и пальцем ее больше не тронули. Услышал меня?
— Ты просишь организовать ей неприкосновенность? Да я не знаю, могу ли...
— Можешь и сделаешь. А еще заставишь федералов выдать ей лицензию на ношение любого гребаного оружия, которое она только пожелает. Это ясно? Она использует оружие, чтобы сражаться на нашей стороне.
— Все что я могу, Джек, это посмотреть, нет ли...
— Похоже, ты не понял, Ангус. Я не прошу тебя, я требую. Твоя задница и задницы людей поважнее тебя сейчас находятся у меня под прицелом, и я вот-вот спущу курок. В этих агентствах работает немало храбрых и недооцененных героев. Ты тоже был одним из них. Но теперь там еще и множество мудаков, которые взяли курс на политику. Этим гнилым яблокам в общей корзине плевать на интересы страны, для них важна лишь собственная политическая карьера. Если я спущу курок, большинство этих агентств будут уничтожены. Включая твое. Возможно, уже пора это сделать...
— Ладно, Джек, успокойся, полегче. Нет причин так кипятиться. Я посмотрю, что могу сделать.
— Ты не «посмотришь», Ангус, а на изнанку вывернешься, но сделаешь, и точка. Хватит игр. Анжелу Константайн должны освободить и снять с нее все обвинения. Ей должны дать статус неприкосновенности
— Да, хорошо, я понял. Дай мне поработать над этим. Но, Джек, это были не мои люди. Не я организатор этого шоу. Нужно покопаться; найти того, кто за всем этим стоит; узнать, какую игру он ведет. Мне придется использовать свое служебное положение, где смогу, а где не смогу — применить угрозы, чтобы заставить всех причастных зашевелиться.
Джек заговорил более тихим и спокойным тоном:
— Ладно, Ангус. Работай. А я буду сидеть здесь и следить за зданием. Если один из снайперов нажмет на курок, если кто-то хоть пальцем тронет моего человека, если они попытаются увезти ее или ты не выполнишь хоть что-то из моих требований, — в кратчайшие, чтоб тебя, сроки, — ты пойдешь на дно вместе со своим агентством, а множество других людей и агентств обнаружат себя в диком неконтролируемом пламени. Я восстал из мертвых, чтобы спасти Анжелу Константайн. Это должно говорить тебе достаточно о серьезности моих намерений. Прежде я никогда не угрожал тебе, Ангус, но сегодня я это делаю. Думаю, ты понял, что я не блефую.
—Джек, если я хоть что-то о тебе знаю, то ты не блефуешь. Но, пожалуйста, мне понадобится какое-то время, чтобы все разрулить.
— У тебя высветился мой номер?
— Да.
— Тогда принимайся за работу и набери меня, как все сделаешь. Я никуда не уеду, пока проблема не решится. Ангус, чем дольше я тут торчу, тем больше зудит мой палец на спусковом крючке. — Не дожидаясь ответа, он повесил трубку.
Пока Джек сидел в машине, наблюдая за зданием федералов, он кипел от негодования при мысли о том, через что пришлось пройти Анжеле. Была суббота, поэтому никто не заходил к федералам, но другие офисы были открыты. Люди приходили и уходили весь день. Снайперы на крыше исчезли вскоре после того, как Джек закончил разговор с Ангусом.
Но Анжела все не появлялась. Он знал, какой жути могли нагнать на допросе эти люди. Он не удержался от улыбки — вряд ли их методы могли сравниться с теми, что использовала Анжела.
Ангус звонил каждые несколько часов, чтобы заверить Джека, что работа продвигается. Постепенно, с каждым звонком, мужчина все теплее относился к Джеку и в итоге осознал, что и сам хочет быть на стороне Джека — на правильной стороне. Ангус словно понемногу вспоминал себя прежнего и причины, по которым он выбрал свою работу.
Политика была настоящей чумой для таких преданных делу агентов, как Ангус, но ему приходилось в нее играть. Со временем игра изменила его. То, что происходило с Анжелой по политическим причинам, было неправильно и не имело ничего общего с национальной безопасностью. В течение дня Ангус все больше раздражался. Джек полагал, что одной из причин было встреченное Ангусом сопротивление, а он этого не любил. Он привык, что на его звонки отвечают, а приказания — исполняют.
Ближе к вечеру Ангус снова позвонил:
— Я все еще работаю над этим, Джек. Не дергайся. Клянусь, я все исправлю. Здесь я на твоей стороне.
— А я на стороне Анжелы. И хочу, чтобы все закончилось.
— Знаю, знаю. Пойми, все куда сложнее, чем можешь представить. Я имею дело с кучей горячих голов, которые уверены, что казнь девушки как предателя даст толчок их карьере. Они все еще допрашивают ее. Они намерены добиться быстрого признания и наказания.
— Она невиновна. Чего им удалось от нее добиться?
— Честно? Они все еще пытаются заставить ее подписать признание. Ей не дают ни пить, ни спать. Пока что они вытянули из нее только одно слово.