Девочка шейха
Шрифт:
Жар разливался по телу огненной волной и сжигал кожу. От болезненного ощущения я царапала ногтями грудь, живот, потом горло, будто хотела разрезать его и выпустить неведомое существо изнутри. Было так больно, что я действительно мечтала поскорее разрезать тело пополам и изъять оттуда посторонний объект, который мешал дышать. Сквозь мутное сознание со временем пришло понимание, что это не посторонний объект мешал дышать, а яд медленно закупоривал стенки легких. Именно поэтому не могла глотнуть необходимый воздух.
Кто-то
Я ничего не понимала. Всё было темное, страшное, чужое. Неизвестное. Чужой мир.
А потом боль удвоилась и, если поначалу я сдерживала эмоции, то теперь заорала во всю оставшуюся мощь легких, да так истошно, что кто-то закрыл мне рот ладонью.
Мое тело само извивалось от боли и не слушалось.
Когда настал пик боли, то я обессилила и откинулась на подушку. Замерла, как мертвая. Пропали ощущения и посторонние голоса, исчезла боль.
Я попала в темный лабиринт с многочисленными серыми стенами. Шла. Шла. Уходила куда-то. Но каждый раз попадала в тупик и как только поднимала взгляд, то видела на стене хорошо известные стеклянные глаза принца. Черные, суженные, ненавидящие глаза. Я их тоже ненавидела. Поэтому первый раз увидев их, гневно шарахнула ладонями по стене и побежала в обратном направлении. Но как далеко бы не убегала, неизменно попадала в тупик и натыкалась на его прищуренные глаза.
В десятый раз увидев их, пока никто не увидел, дала эмоциям вырваться на волю! Сжав пальцы в кулаки, заколотила по стене. От сильных ударов рассекла кожу на костяшках и залила кровью чистые стены.
— Ненавижу! — прорычала в стену, как спятившая.
Это черное место со стеной и глазами Артура не могли быть реальностью. Либо смерть, либо сон, поэтому вела себя как спятившая с ума женщина. Знала, что наедине с собой, значит могла позволить себе быть откровенной.
Одна со своими эмоциями я долго и громко признавалась в ненависти к Бонифацию!
Но вскоре банально устала от ударов ладоней об стену и прекратила колотить. Подняв руки к лицу, увидела кулаки и ладони, содранные до розового кровоточащего мяса.
Мои губы дернулись в неосознанной, кривой усмешке, как у уродливой куклы, которой нарисовали ненастоящую эмоцию. Тело внезапно стало тяжелым, непослушным, плохо подчинялось велению разума. В бессилии я прислонилась спиной к стене и медленно опустилась на корточки. Затылком, создавая грохот в ушах, постучала по стене. Еще и еще.
Свою жизнь после истребления тринадцатой земли, я посвятила мести за отца, за землю. О, великая мстительница! Даже смешно стало. Наверное, поэтому я улыбалась, сидя во тьме на корточках возле стены. Одна. Совсем одна.
Я завершила месть, пронзив мечом грудь Артура. Его жизнь зависела от моего желания. Легко могла забрать ее себе. Он бы не успел увести плечо, ведь
Я приняла решение и даровала помилование врагу.
Бонифаций отомстил семейству Вацлавов за свой народ, а я Бонифацию — за свой народ. И что же дальше, после того как мы погрязли в черной трясине ненависти и мести? А дальше… ничего. Пусто. Нас засосало в трясину по макушку. Мы захлебнулись…
Перед глазами — беспросветная тьма, а за спиной — стеклянные ненавистные глаза Артура.
POV Артур
Спустя много часов настал долгожданный покой больной, но больно резкий и от того странный. То предательница сопротивлялась, бесновалась, как одержимая, то послушно обмякла в руках Ярина. Неожиданно настал конец мучениям и крикам. В течение нескольких часов я мечтал о тишине, но сейчас она наоборот сильнее напрягла и заставила меня натянуться до предела, а старуху наклониться к губам больной и послушать ее дыхание.
Дьявол. Дьявол. Дьявол. Раз пятьдесят я повторил это слово-проклятие. Мне действительно стало смешно. Глубоко из недр тела зародился странный смех, больше подходящий для больного на голову человека. С каждой секундой смех разрастался, растекался по внутренностям, по груди и уже поднялся к горлу, придушив на несколько коротких секунд.
Старуха подняла голову от больной и косым глазом взглянула на меня. И я без слов понял ее мысленный посыл.
Не может быть. Не вееерю…. Хитрый зверек еще всех переживет. И меня, и старуху, и Ярина, и в конце века спляшет на наших могилах.
Изогнув в неверии губы, я скептически хмыкнул, на что обратили внимание остальные в комнате. В особенности старухе не пришлась по вкусу моя усмешка, отчего она недовольно поджала дрожащие губы и положила свои пальцы на мокрый лоб девчонки. Ярин же грузно осел на пол, а спиной привалился к кровати, будто отгородился от картины увиденного и равнодушными глазами посмотрел на меня.
— Она жива! — заявил я, еще сильнее растягивая губы в улыбке. Не мог ничего с собой поделать. Это все какая-то хорошая шутка или хитрость предательницы.
Она просто не могла сдохнуть! Она не могла! Роза принадлежит мне, и никто не мог забрать ее без моего ведома! Это дьявольская шутка!
Бабка хмуро взглянула на меня, так словно я своим смехом осквернял святое — саму смерть. "Перерождение души". Когда мысленно произнес эти два слова, тогда накрыло медленное понимание. Оно пробралось под кожу, под сетку вен и брызнуло адреналином в кровь.
Сейчас и здесь ее душа уходила и перерождалось в новое тело. Роза убежала от меня в последний раз. И это так…вывернуло нервы, что возникло слепящее желание крушить. Рвать! Убивать! Калечить всё живое! Все дворцы сравнять с землей! Всё живое отправить вслед за девчонкой. На ее поимку.