Девочки-лунатики
Шрифт:
— Очень приятно, — холодно сказала Наташа, но садиться не стала. Вот еще, чести много!
— Да садись, подруга. Чего выеживаешься?
Бросив взгляд на Мишу, Наташа неохотно села, взяла стакан с пивом и сделала осторожный глоток.
— Твои сиськи сейчас впереди планеты всей, — похвалил Упырь. — Очень мне понравился этот твой трюк с колготками. Прикольно.
— Она еще и талантливая, — похвастал Миша. — Наташ, спой, а?
— Давай-давай, — подбодрил Упырь, отхлебывая пиво. — Можешь так, можешь под гитарку. Сама слабаешь или помочь?
— Сама, —
— Это интересно, да, — сказал он, слегка скривившись. — Не попса, конечно, но Миха говорил, ты вообще безбашенная. А можешь что-нибудь про Россию-матушку? О том, как нам хреново живется, и как нам гадят в душу?
Наташа опустила голову, копаясь в памяти, а потом запела с глухим надрывом:
Брюки с лампасами, пиво,
Семечек полон карман,
Нынче, наверное, красиво
Потомками быть обезьян.
Присели на корточки дружно.
Пугая ворон и собак,
С колонок охрипших натужно
Базлает шансон и клубняк.
Ее слушали в полной тишине. Упырь даже пиво отставил в сторону, а на лице Миши блуждала довольная улыбка. Воодушевленная успехом, Наташа продолжила:
Какая-то такая Россия,
Какой-то такой тут народ,
Какой же, мать вашу, мессия,
Когда каждый пятый — урод?!
В финале, она взяла неверный аккорд, запуталась и сконфуженно замолчала, однако судя по лицу Упыря, впечатление произвела неизгладимое.
— Ну, мать, ты даешь, — восхищенно сказал он. — Это сильно, да. Можешь.
— Спасибо, — сконфуженно сказала она.
— Да не за что. Мих, ты был прав, она супер. И стихи твои?
— Мои.
— Атас. Нет, это кульно, отвечаю. Плюс характер, смелость. Натах, да ты просто находка. Такой самородок грех скрывать, да, Мих?
— Конечно, — ответил Миша. — К тому же у меня появилась идея. Как насчет того, чтобы сколотить девчуковую группу?
Упырь скривился.
— Хрень полная. Сколько их, групп этих, а толку?
— Нет, — помотал головой Миша. — Нам не надо этих клонов группы «Золото» или «Сверкающие». Там ни голосов, ни
Вспомнив слова Ларисы, Наташа энергично возразила:
— Не желаю я быть фриком!
— Ничего ты не понимаешь, — с жалостью сказал Миша. — Фрик — это круто. Пусть другие берут красотой, таких вон вагон. Мы возьмем харизмой. Используем твою идею, только колготки будем надевать на головы такие… детские, разноцветные, с пришитыми на место глаз лоскутками. И песни надо писать цепляющие. Не просто ля-ля-ля, любовь-морковь, хочу-не хочу, а проблемные. Например… ну, скажем, про аборты. Тем самым мы подчеркнем, что против абортов. Или против загрязнения окружающей среды. Или против тоталитаризма.
— Кто нас с таким репертуаром пустит в телевизор? — усмехнулась Наташа. — Сам знаешь, что сейчас крутят. Про родину может петь только Газарин или вечно живой Гонзон. Сильно сомневаюсь, что нас пригласят на «Голубой огонек».
— Ничего ты не понимаешь, — рассмеялся Миша, и в его смехе послышались незнакомые истерические нотки. — Наша аудитория — молодежь. А ей плевать на телик давно уже, они все в интернете. А там не нужны деньги, не страшны цензоры. Один клик — и о тебе узнает вся страна, а то и мир. Главное, как себя подать.
Наташа замолчала. От страха в животе вдруг забурлило, заурчало, требовательно, желая выйти наружу. Она сжала коленки и зажмурилась. А Миша, змей-искуситель, продолжал:
— Ты только представь. Три девочки, на головах колготки: красные, голубые, желтые, поют песню о вреде абортов, о том, как затрахало нас правительство, как воруют наши деньги… Да мы через месяц станем известными! А если это подкрепить какой-нибудь веселенькой картинкой…
— Вроде сисек, — встрял Упырь, ухмыляясь.
— А хоть бы и сисек! А что? Все показывали сиськи: и Мадонна, и Милен Фармер, чем мы хуже? Тогда мы за два месяца забьем всех наших звездулек. А, Наташ? Что скажешь?
В животе урчало все сильнее. Спустив гитару на пол, она поднялась и робко спросила:
— А где у вас туалет?
Упырь мотнул подбородком. Наташа стремглав выбежала в прихожую, заперлась в ванной и торопливо включила воду. Миша и Упырь проводили ее взглядом.
— Это ведь то, что я думаю, Мих? — спросил Упырь.
Миша медленно кивнул.
— Хорошая девочка. Смелая, — сказал он.
Упырь оскалился, обнажая нездоровые желтоватые зубы.
— Ага, — серьезно сказал он. — И глупая.
Домик в подмосковном Ашукино оказался совсем маленьким, деревенским, с рассохшимися ставеньками, выкрашенными в голубой цвет, по случаю отсутствия хозяев наглухо закрытыми. Привыкшая к роскоши московской квартиры Лобовых, Наташа удивилась, походила по огородику с засохшими цветами и брошенной в кучу картофельной ботвой, глянула на покосившуюся будку туалета и вздохнула.