Девочки-лунатики
Шрифт:
Больше полутора часов на электричке до Москвы. И там еще как минимум столько же. Три часа, которые она могла бы провести с Мишей, псу под хвост!
Пока Миша, чертыхаясь, разгребал разбросанные у входа бебехи, вроде старых ведер, черенков от лопат и грабель и разномастных калош, Наташа медленно прогулялась по небольшому участку, стараясь ступать на дорожки между грядками с увядшими побегами овощей. В углу стояло приземистое строение из темных старых шпал, обмазанных желтой глиной, с маленьким окошком и дощатой дверью, закрытой на внушительный замок.
«Наверное, курятник, — подумала Наташа. — Только куры сдохли
Она подошла ближе, и даже в окошко заглянула, рассчитывая увидеть тушки кур, но внутри не было ничего интересного: железный котел с печкой, скамейка, да пара тазиков. В уголке висело что-то странное: то ли метла, то ли веник.
Заскучав, она отошла в сторону и решительно нырнула в кусты, с виду напоминавшие вишневые, споткнулась о торчащий из земли колышек, зло пнула его ногой и, сдержав рвущееся из груди проклятие, посоветовала себе быть спокойней.
Нет, ей здесь не место!
— Не ожидала, что у вас такой дом, — крикнула она из глубин вишневых зарослей, на которых еще кое-где висели подсохшие ягоды, сухие, сморщенные, словно старушечьи лица.
— Что? — крикнул в ответ Миша, боровшийся с навесным замком. Наташа вернулась на дорожку и подошла ближе.
— Говорю, что этот дом, он… ну, не соответствует вам что ли. Деревенька какая-то глухая, ничего нет. Мне кажется, что вы могли бы рассчитывать на что-то большее.
Замок, наконец, поддался, и красный от натуги Миша, распахнул дверь.
— Уфф… Заходи. Погоди, я пробки вверну. Да будет свет!
Внутри тоже не было ничего особенного. Две комнатки, с немудреной мебелишкой, крохотная кухонька, загроможденная печью, да верандочка, холодная, с тонко дребезжащими от сквозняков стеклами, заваленная стопками отсыревших книг и газет. На полу старые домотканые половики из прошлого века. Наташа такие видела только в детстве, когда ездила в деревню. На стенах — пошловатые натюрморты, с яркими, неестественными цветочками в вазах.
Пока она осматривала дом, Миша открыл ставни, впуская внутрь остатки дневного света.
— Да, не дворец, — капризно сказала Наташа. — Это что, ваш старый дом?
— Что ты, мы никогда тут не жили. Купили, чтобы было, где летом воздухом дышать. Когда торфяники горели, мы только тут и спасались. Помнишь, может быть, лет двадцать назад все поголовно бредили акциями «МММ»?
— Меня тогда на свете не было еще, — рассмеялась Наташа. — Но родители рассказывали. А что?
— Мои тогда подсели на эту заразу, набрали акций вагон. Но им повезло. Мамина подруга работала у Мавроди и вовремя предупредила. Он ведь сотрудникам сам говорил: это игра, главное соскочить. Ну, естественно, все знающие люди вовремя соскочили, в том числе и мои родители. На вырученные деньги купили первую машину, квартиру и вот этот дом. Недвижимость в Подмосковье сама знаешь сколько стоит. Даже двадцать лет назад это было недешево, а сейчас и подавно. Когда-нибудь, за этот дом можно будет получить уйму денег.
— Я бы от этой рухляди прямо сейчас избавилась, — проворчала Наташа под нос, стараясь, чтобы Миша не услышал.
Она походила по комнатам, в которых витал неприятный запах затхлости, выглянула в окно и даже задрала голову, прижавшись к стеклу лбом. За забором росли здоровенные дубы, подпирающие небеса, и ей хотелось увидеть их вершину. Миша бренчал на кухне кастрюлями, открывал воду и вроде собирался кипятить чайник.
— Я
— А что? Тут довольно тихо, — ответил Миша, и в этот момент ветер донес в неплотно прикрытую форточку приглушенный орудийный залп. От грохота разрывов стекла жалобно звякнули. Наташа подпрыгнула на месте, Миша даже не шелохнулся.
— Что это? — испуганно спросила она.
— Где?
— Ну, вот это… бумкнуло.
— А… Это воинская часть тут рядом. Наверное, учения какие-то по плану. Кстати, если захочешь в лесу прогуляться, в ту сторону ходить не советую. Мало ли… У них там стрельбище.
— Какой лес, о чем ты, — возмутилась она и, надувшись, ушла в спальню, села на старую железную кровать с высокими спинками, и приготовилась страдать.
Ей не нравилось вынужденное переселение, но Наташа понимала: выхода нет. Денег на съем комнаты в столице у нее не было, а идти работать продавщицей или уборщицей не хотелось, хотя она периодически натыкалась глазами на такие объявления. Нет, такая жизнь не для нее! Гораздо веселее было тусить в компании Шершня и Михаила, слушать идеи по спасению мира или хотя бы этой конкретной страны.
— Магазин тут рядом, — сказал Миша. — На станции, куда мы приехали. Газ, вода в доме. Туалет, правда, во дворе, ну, ты, наверное, уже видела… Банька там же, можешь затопить, если хочешь.
Она представила, как останется в этом доме, с его ночными шорохами, совсем одна, будет топить баню и таскать воду на коромысле, как в старой сказке. От нарисованной воображением картинки стало совсем плохо.
— Ты что, сегодня уедешь? — оторопело спросила Наташа, хлопая ресницами. Губы у нее затряслись, а из глаз покатились слезы. Миша удивленно вскинул брови, а потом уселся рядом, прижал ее голову к своему плечу и стал гладить по волосам, баюкая, как маленькую.
— Ну, что ты разревелась-то?
— Я, между прочим, боюсь тут одна. А вдруг кто придет?
— Кто придет?
— Не знаю. Кто угодно… Эти…как их… пьяные дембеля. Сбегут из части и сюда!
— Здесь патруль ходит, — успокоил Миша. — Офицерский дом вон там стоит, недалеко, так что если дембеля и сбегут, сюда точно не сунутся, если не хотят попасть на губу.
— Куда попасть? — заинтересовалась Наташа, всхлипнув.
— Неважно…
От старого покрывала кровати душно пахло сыростью и пылью, старые пружины прогибались с хриплым протестом. И все-таки другого способа задержать Мишу, Наташа не видела. Что там будет в Москве, когда он уедет и оставит ее тут? Революционно настроенные массы найдут другой угол, где будут пить, обсуждать политику и трахаться по углам. Даже Наташа, с ее дырявой головой, помнила из уроков истории, что у революционеров-социалистов все было общим: еда, жилье и… женщины.
Внутри живота что-то екнуло, оставив неприятный жирный осадок. Наташа вспомнила, что совершенно спокойно отдавалась Шершню, не думая о том, как это может воспринять Миша, если узнает.
Может, он уже знал? Мужики такие же сплетники, как и бабы, только вид делают, что это не так.
Миша все гладил ее по волосам и шептал ласковое на ухо, и неприятная тяжесть растворилась, уступая место привычному сладкому жару. Наташа глубоко и часто задышала. Ее руки требовательно зашуршали в районе ремня, а потом ладошки скользнули под Мишину кофту, к горячему животу.